Автор обновленного МДМ - «МП»: «Город не может состоять из одних восклицательных знаков»
- Что из себя представляет сегодня ваш бизнес?
- Я бы не рассматривал нашу деятельность именно как бизнес. Скорее как уникальную институцию, где интегрируются коммерческая составляющая и область искусства. Мы в бюро все-таки считаем, что архитектура – это область искусства и часть культурного ландшафта любого города, страны и нации. Поэтому рассматривать ее только с точки зрения сухого бизнеса неправильно.
Мы молодое бюро, у нас два партнера – я и Айк Навасардян. Мы окончили МАРХИ, я потом защитил кандидатскую диссертацию. Потом мы работали в одном из лучших бюро России – «Проекте Меганом» Юрия Григоряна. Мы с Айком были там на практике – в 2007-2008 годах, потом Айк ушел в свободное плавание, а я решил остаться. Работал там 8-9 лет, доработал до младшего партнера и потом решил открыть свою компанию.
Быть под крылом большого человека – это, конечно, хорошо, но есть элемент стагнации в развитии: ты не чувствуешь реальности, немного оторван от нее. Наши компетенции расширились, но запуск бюро пришелся ровно на экономический кризис 2014 года. Это был вызов. Но тогда Сергей Кузнецов обратился в сторону молодых компаний. Поднялась некая волна, мы в нее влились, стали участвовать в конкурсах, часть выиграли, по части вышли в финал, о нас стала знать профессиональная публика.
- Что значит WALL?
- Само название бюро определяет то, что мы делаем. WALL – это аббревиатура: World Architecture Local Line. Мы считаем, что архитектура – это то, что находится между глобальным и локальным – между W и L. Все, что мы делаем, не замкнуто в самом себе, а отвечает на некие внешние вызовы, в том числе и экономические. А с другой стороны влияет наш локальный менталитет. Вот от сочетания внешнего и внутреннего и рождается архитектура. Целиком все это стена, граница, которая всегда есть у того, что мы делаем. Название придумывалось долго – не один месяц, и оно является, собственно, нашей философией.
- Для вас нет разницы – делать частный дом, поселок, либо градплан большой территории?
- Нет, мы считаем, что все – начиная от зажигалки и заканчивая большим городом – это среда обитания, но у всего есть свой масштаб. При этом законы построения у всего одинаковые. Например, в комфортных городах, как Вена, в Париж это соотношение – 60% зданий на 40% пустот: площадей, парков и так далее. А в таких районах, как Новокосино – он 80% на 20%. То есть 80% занимают пустоты, а 20% - дома. То же и в квартирах – приятной будет та, где 60% приватных территорий, а 40% - общих.
- У вас была парадоксальная мысль, что все население Земли поместится в кубе с длиной стороны в 1 км. Как такое можно представить и есть ли у этого знания какое-то рациональное применение?
- Для архитектора очень важно системное мышление. Он не должен закапываться в детали. Он занимается глобальными процессами, поэтому должен мыслить глобально. И очень важно уметь абстрагироваться, менять правила, уметь парадоксально мыслить, это помогает находить очень интересные идеи.
- Приходится ли объяснять обывателю вашу точку зрения?
- В обязательном порядке. Это то, чему не учат архитекторов, разве что кроме «Стрелки» или «Марша». Архитекторы привыкли разговаривать друг с другом на птичьем языке. Важно донести вашу идею до разных слоев общества – заказчика, чиновника, до бабушки на улице, мамы с коляской.
Раньше по сути не было такой профессии как архитектор, потому что была плановая экономика. Когда решали делать Новый Арбат, никто не спрашивал общество. Не проводили общественных слушаний. Просто порезали старую Москву, Посохин взял и сделал Новый Арбат. Сейчас такое уже не возможно – на улицу выйдут люди с плакатами. Если раньше был один адресат – власть, то сейчас таких адресатов много. Не надо ждать, пока тебя полюбят, надо уметь продавать свои идеи.
- Чего еще не хватает нашему архитектурному образованию?
- Главное – это коммуникация. Затем – знание наук от юриспруденции до экономики. Живя в рыночной экономике, архитектор должен понимать, по каким принципам она работает. Надо уметь составлять договоры, понимать, что такое авторское право. Не хватает какой-то творческой составляющей.
Важен навык анализа того, что любое проектное решение является выводом из предварительного исследования. Обычно такие исследования делаются очень формально. И этому не учат в институте, что тоже очень большое упущение. В каждом проекте увязаны интересы очень большого числа стейк-холдеров. Прежде чем начинать проект, нужно детально изучить интересы каждого из них.
Проблема в том, что до Собянина Москва жила в концепции Генплана, а весь мир – в концепции мастерплана. При Лужкове можно было прийти и попросить себе какой-то участок земли для стройки, а в итоге выходило лоскутное одеяло. Как в средневековом городе, из-за чего и выходили эти знаменитые кривые улочки, например, Вероны. Не было понятия цельного города. В отличие от Парижа, где зарегулирована каждая деталь.
- Много ли в вашей работе зависит от вкуса главного архитетора?
- Его мнение для нас безусловно важно. Когда объясняешь каждый штрих, каждое проектное решение, ни у кого претензий нет. Все должно быть максимально логично. Например, в случае с виллами на Долгоруковской, которые мы спроектировали для Stone Hedge. Заказчик хотел строить их по типу таунхаусов. Мы же предложили повернуть так, чтобы было не два фасада, а все шесть. Несмотря на удорожание проекта, продажи себя уже оправдывают. В итоге получится настоящий загородный дом, который не стоит стена в стену с домом соседа, а имеет свою приватность, ты можешь потрогать его со всех сторон.
- Как вам удается участвовать в таком количестве конкурсов, когда их большая часть проходит впустую?
- Конкурс – это единственная возможность получить работу. По-другому никак.
- Каково вообще ваше отношение к тому, что столичные власти решили не экономить на метро?
- Это такая традиция, в том числе имперская. Парадокс советской власти был в том, что все общественные пространства делались в царском стиле: метро, дома культуры и т.д. А частные пространства были максимально убогие. Хотя, я бы сделал упор именно на технологичность. Может быть, делать метро более скромным с точки зрения дизайна и эстетики, вплоть до бетона, но при этом делать станции максимально технически насыщенными – с освещением, с навигацией, с туалетами, урнами, зонами отдыха. Достаточно делать только одну станцию на 100 с каким-то вау-эффектом.
- Что такое в вашем понимании хорошая архитектура?
- Во-первых, что вы закладываете в понятие архитектуры? Для меня архитектура – это вещь, больше связанная с коммуникациями и процессами, а не с фасадами и украшательствами. Архитектура – это про поведение здания в городе, про сюжеты перемещения по зданию. Про использование, про функции. Для меня здания с точки зрения эстетики – это не архитектура. Возможно, где-то дизайн. Архитектура либо честная, либо нет.
- Например?
- Например, делать автобусную станцию в стиле Парфенона – это нечестная архитектура. Потому что у определенного языка есть культурная подоплека. Маскировать автобусную остановку или офисное здание под храм – это нечестно. Я за честную, правильную, чистую архитектуру.
- А если взять частный дом – как понятие честной архитектуры можно применить в данном случае?
- Я думаю, что все зависит от того, кто заказчик, от его личности. Если у человека мнение, что его дом должен выглядеть как Версаль, то я не буду с ним общаться, а отправлю к психиатру. Потому что архитектура всегда диктуется культурными реалиями.
Я считаю, что здания должны быть максимально анонимны, аскетичны и просты в своей эстетике, но больше технологически насыщенными. Надо понимать, что город, как текст. Он не может состоять из одних только восклицательных знаков. Должны быть и точки, паузы и запятые. И в городе должны быть какие-то спокойные здания, а не только знаковые. Например, в Копенгагене, где я недавно был, 80% зданий – это спокойная простая архитектура.
- Насколько дорого заказать у вас проект загородного дома?
- Все зависит от времени проектирования дома. Я могу сказать, что средняя цена архитектурной концепции в городе, включающей архитектурное и частично инженерное содержание – это 3-5 млн рублей. Неважно, большой дом или маленький. По сути дела, все узлы и детали одинаковые всегда. В Европе работа архитектора – это всегда 10% от стоимости строительства. У нас столько не заплатят – только около 3-4%.
- Не раз приходилось слышать мне, что Москва-Сити называют архитектурной ошибкой. Есть ли в городе еще такие же?
- Нет, я не думаю, что это архитектурная ошибка. У Лужкова была амбиция показать, что Москва – быстроразвивающийся город. Посмотрите, у нас есть городской деловой квартал. Само место выбрано так, чтобы быть за городской чертой. Это вполне себе правильно. Это естественный процесс – город возмужает, зреет, у него появляются прыщи, как и у человека. Москва-сити как раз один из таких прыщей, как проекция амбиций городских властей. Это не архитектура, это люди такие, такой менталитет был.
- Как можно поправить градостроительную ситуацию в спальных районах Москвы?
- Сейчас фонд реновации работает же. Это как раз пример того, как можно сделать комфортную среду для жизни в старых спальных районах. Сама среда там не такая уж и плохая. Проблема в том, что пространство между домами по сути ничье. Городу тяжело финансово осваивать такие пустоты. Вообще, один из тезисов моей диссертации был в том, чтобы перераспределить обязанности в городе, отдав участки у домов в пользование жителей. Надо просто расширить сферу ответственности каждого конкретного дома. В итоге от города потребуется минимум инвестиций – 30% на 70%, например.
- Но так сразу инвесторы не придут..
- Хороший пример – продажа кинотеатров, на месте которых инвестор построит что-то более вменяемое. А вообще нужно давать малому бизнесу помещения, чтобы задействовать деловую активность в спальных районах.
