Социальный психолог о панике в городе: «У нас нет опыта жизни в эпоху эпидемий»
Паника в большом городе
Попытаемся понять, что мы считаем паникой. Важно убрать оценочность суждения и постараться ухватить суть. Сейчас, как обычно в кризисные моменты, люди совершают такие действия и в таких объемах, которые они не делают в других ситуациях. Паника характеризуется повышенной тревогой, страхами. От происходящего возникает ощущение неконтролируемости — это стихийная волна, которая имеет эффект социального заражения. Люди поддаются не просто эмоциям, а оказываются во власти идей, связанных с базовыми нуждами — например, спасения собственной жизни, заботы о собственном питании (страх дефицита).
То, что раскупили туалетную бумагу — паника ли это? Это попытка людей дать действенный ответ на ситуацию. По моему субъективному ощущению, ответственные организации дают мало вводных, и у людей дефицит информации и много домыслов. Высокая неопределенность порождает такие ответы: кто-то скупает маски, кто-то консервы и туалетную бумагу. Людям важно действовать, чтобы тем самым сопротивляться неизвестности, как-то отвечать на чувство опасности. Проявляются привычки людей заботиться о себе и том, что им ценно. Кому-то важно сохранять гигиену, поэтому появляется спрос на дезинфекцию и туалетную бумагу. Запасаются макаронами и крупами — а почему нет? Все смотрят на Италию, россиян пугает то, как там разворачивается эта история. Ответов от компетентных органов при этом нет, только «все хорошо». Как еще проявлять себя и отвечать?
Думаю, паника тут - объяснимое поведение людей, которым не хватает информации, уверенности и доверия к институтам власти. У нас в стране индекс доверия к институтам очень низкий. На кухнях уже говорят, что завтра-послезавтра могут ввести войска - тревожность проявляется в форме таких вот домыслов, пока не подкрепленных никакими фактами. В некоторых сферах сейчас коллапс — люди не понимают, что будет завтра. Возникает ситуация множественности угроз - и потери работы, и потери здоровья, и потери близких людей. Человек оказывается в ситуации зашкаливающих стрессов. То есть происходит сенсибилизация — когда несколько факторов усиливают друг друга. Возникшая паника — это способ защиты от стрессов.
Общественная реакция
В обществе есть как минимум три лагеря, представители которых по-своему воспринимают ситуацию. Наличие полярных мнений всегда способствует развитию неопределенности. Есть группа скептиков, которые видят информационную лавину, но ничего страшного, по их мнению, в реальности не происходит. Есть другой круг, позиция которых - спасайся кто может. Они радеют за максимальную безопасность, полагая, что ситуация предельно серьезная. Есть центристы, которые слушают тех и других и выбирают свой путь.
Вирусность вируса
У всей этой истории есть набор признаков вирусности — именно как у истории. В социальной психологии и фольклористике исследователи городских легенд определяют их через набор характеристик. Первое - история должна быть простая. Есть страшный вирус, он заражает и убивает. Второе – ее наукообразность. Сейчас доступно много разных цифр и данных — люди зацепились за идею процента летальности. Кто-то следит за данными по миру, кто-то - за математическими моделями. И даже не важно, фейковые факты в этих научно-популярных дискурсах или реальные, научные или любительские — они раскручивают воронку распространения истории. Эмоциональную подпитку развитию истории добавили новости из Италии — ряд врачей там рассказывают, в каких условиях они работают, как медицина проигрывает болезни, как аппараты ИВЛ прекратили давать старикам, что стали, по сути, действовать правила военной медицины – безнадежных не лечат, а оставляют умирать. Историю это сильно подогрело, - она начала влиять на поведение людей, сейчас она складывается в сюжет, который имеет много тайн, интриг, недосказанности. История об этом вирусе оказалась виральной. Здесь совпало много разных интересных фактов — перенаселенный Китай далеко, теплая Италия близко. Это вообще похоже на какой-нибудь всенародно любимый сериал. Мы следим за данными каждый день, фильмы-катастрофы, увиденные ранее, дали нам ключ к пониманию логики происходящего.Это все факторы, которые способствуют планетарному и глобальному масштабу истории, ее всеохватности - зрителями и участниками тут становятся и простые люди и политики. Люди тревожатся, думая о родителях, которые с большей вероятностью могут стать жертвами вируса — это травматически насыщенная тема. Необычный момент - дети не болеют, тогда как старики умирают в больницах — в этом тоже есть что-то драматургическое, сакральное - обнажается старый мифологический пласт.
Межчеловеческие расстояния
Весь урок пандемии — это опыт дистанции, отсутствия объятий, встречи по скайпу. Возможно, что в каких-то компаниях сохранится дистанционный режим работы. Это - одно из возможных социальных последствий. Если же говорить о глобальных изменениях, то это самоизоляция на всех уровнях - от человека до страны. Евросоюз, который всегда отличало отсутствие границ, сейчас идеологически оказался в кризисе - солидарности в борьбе с эпидемией не наблюдается. Это может повлиять на ощущение национальных идентичностей. Интересно, каким будет эффект на таком уровне — беда может сплотить некоторые нации, к примеру, Италия имеет шанс выйти из пандемии с новым осознанием себя — там, вероятно, будет национальный траур и усилится чувство общности. В других случаях такого может не произойти - тут многое зависит от того, как проявит себя власть, насколько сильно ударит беда, как будут реагировать на происходящее сами граждане. На уровне города результатом стали пустые улицы. Один из трендов сейчас — отправляться за город — на дачу. Город с его метро и так далее — источник заражения. Город силен общественными пространствами, кто-то недавно сказал, что сейчас можно посмотреть на город без людей — на камни, архитектуру. Но все общественные пространства перестали выполнять свою функцию. Центрами общественной жизни становятся магазины — все фотографии оттуда — оффлайн город живет там, среди полок. И в больницах.
На культурном уровне мы становимся свидетелями появления новых героев. 11 сентября 2001 года героизировало пожарных. Сегодня на передовой — врачи. У них удивительно сложная ситуация — высокая доля вероятности инфицирования, нет возможности общаться с близкими, изнурительно долгие рабочие смены. Медицинское сообщество сейчас постепенно сплачивается - мы видим международное врачебное братство. Врачи принимают на себя вызов и начинают проявлять себя в несколько новом, героическом качестве. Поднимается волонтерское движение в больницах и социальных службах.
Специфика заботы о стариках как наиболее уязвимой части общества - в изоляции и карантине — но мы обрекаем их на одиночество.
Я бы еще добавил, что сейчас выстраивается мостик в пережитом опыте у людьми с инвалидностью и без. Для людей с инвалидностью условия карантина знакомы. Возникает пространство эмпатии. Не факт, что этот голос будет сильным, но эффект может быть любопытным.
Еще один аспект карантина - рост числа супружеских разводов - это уже происходит в странах, которые пандемия затронула раньше чем нас. Проживание в замкнутых условиях вполне может приводить к напряженности в семье из-за нового режима отношения и присутствия. Здесь важно найти силы и возможности для диалога и уважения. При необходимости обратиться к специалистам - семейным психологам.
Как не поддаться панике конкретному человеку
Я думаю, что человеку важно понимать, что для него является источником спокойствия, - что ему конкретно в этот момент добавляет определенности. Если он знает, что перешел на территорию паники, он должен вспоминать о способах борьбы с этим состоянием — у каждого тут есть свой набор — но надо четко знать, что и когда делать (прослушивание музыки, прогулка, молитва, просмотр кино, чтение, воспоминание, общение с друзьями и коллегами на дистанции, - многих поддерживает формат видеообщения когда можно видеть лицы и живые эмоции, источником поддержки может служить творческая деятельность, открываются возможности сделать что-то что раньше откладывал. Иногда нужно помочь себе просто отлипнуть от всего информационного потока). Важно еще понимать, как мне быть, когда другие паникуют. К примеру, человек жалуется: “Я не могу бесконечно читать посты в соцсетях о пустых полках в магазинах”. Ну так и не читай! Или — для меня важно запастись продуктами. Пусть это не рационально. Ну так купи продукты!
Нас не учили действовать в таких ситуациях, какая возникла сейчас. У нас нет опыта жизни в эпоху эпидемий — мы вырабатываем этот опыт. Во время бомбежек люди научаются что-то делать — узнают где прятаться, куда звонить. Тут то же самое - мы совершаем избыточные действия — но смысла осуждать паникеров нет — ни до погромов, ни до убийств дело не доходит. Пока есть доступ в магазин, где есть бумага, антисептик, имбирь — все нормально. Думаю, все мы вынесем уроки из этой критической ситуации и и научимся в такого рода обстоятельствах себя более эффективно вести. Пока определенная доля растерянности есть даже у врачей.
По поводу гречки — люди думают не только о том, что гречки в магазине не будет, а что они не сумеют дойти до магазина, что им придется закупориться дома, либо магазин закроют на карантин. Гречка имеет символический смысл. Люди, пережившие блокаду, кладут под матрас сухари. Это не рационально, но это травматическое последствие пережитого. У гречки есть флер военной ситуации: военная кухня - всегда гречка. Тут есть и походная тема. Даже президент сказал: Не покупайте впрок, чтобы не испортилось. Значит, можно брать то что не портится, а гречка не портится. Сейчас все поняли, что надо мыть руки, но к чему привыкать в плане продуктов, никто не знает. Мы демонстрируем опережающее поведение. Создавать неприкосновенный запас — это исторический опыт. У нас жизненного, глубокого народного опыта погребов очень много.
