Развод и девичья фамилия

Странное явление – отложенная ссора. Конфликт, который мог бы случиться давно, но взаимное недовольство, обиды и претензии – все это скапливалось, тянулось и медлило проявиться, пока не полыхнуло ярко и неожиданно.

Такое бывает в семейной жизни.

Бывает, что муж и жена постепенно устают друг от друга, отдаляются, мелко и глупо ссорятся из-за случайной ерунды («куда ты все деваешь?», «сколько раз я просил положить там и не трогать!»), а потом и вовсе изменяют друг другу, живут отдельными жизнями, но все-таки сохраняют внешнее единство, привыкли, им даже кажется, что не все потеряно и еще можно продлить этот совместный быт и отложить все неприятное. Но однажды их отношения, так долго уже мертвые внутри, взрываются, тогда приходит время разводиться и делить вещи, если не детей.

Именно так произошло со странами бывшего Советского Союза.

Не со всеми, конечно. Некоторые, особенно на Кавказе, уже в момент официального распада СССР, а то и до того начали энергично воевать, пошли погромы, поехали беженцы, но это была практика южных окраин, и мы смотрели на них с чувством ужаса и непонимания. А так-то считалось, и этим принято было гордиться, что Советский Союз умер уникально бескровно, нам повезло, ура.

Были, впрочем, и тогда, лет тридцать назад, отдельные, трезвые голоса. В Youtube есть знаменитая запись февраля 1992 года, когда на патриотическом митинге на Манежной площади Эдуард Лимонов вдруг начинает говорить следующее: «Вы отдаете себе отчет в том, что будет завтра на Украине? Это сейчас можно сказать, что отношения между русскими и украинцами более-менее дружественные. Но это все изменяется. Сейчас была история с Черноморским флотом, завтра будет из-за Крыма. Каждый раз это эскалация эмоций… (рассказывает про Хорватию, про тамошние жертвы). Вот то же самое будет и на Украине – будет, я вам говорю! Кто хочет этого? Никто не хочет. Но почему им должен принадлежать Крым? Почему им должна принадлежать Харьковская область, почему им должен принадлежать Донбасс?»

Но Лимонов был одиноким гением, и его тогда никто не услышал.

Русское общество девяностых годов, легко и без всяких переживаний воспринявшее безумные Беловежские соглашения, согласно которым Ростов и Донецк, Белгород и Харьков, Краснодар и Симферополь провозглашались городами разных государств, исходило из забытой ныне логики, которая тогда, однако, представлялась единственно разумной.

Считалось, что СССР развалился понарошку.

Да, навсегда ушла Прибалтика, но она никогда и не была по-настоящему своей, а еще какая-нибудь Туркмения и тому подобная экзотика, но и не жалко. Зато все остальные, хоть и были преобразованы из советских республик в полноценные страны, – нет, это пустая формальность, ну будут у всех свои места в ООН, посольства-гимны-спортивные команды – чепуха, а так-то на самом деле вместо СССР у нас теперь СНГ, а через некоторое время, когда все уляжется, в рамках этого СНГ или любого другого союза все соберутся обратно.

Укорененные целыми поколениями в идее общего существования как минимум России, Украины, Белоруссии и Казахстана, люди просто не поверили, что именно здесь и сейчас жизнь меняется навсегда.

Кстати, именно благодаря этой их наивной вере в нерушимость единой страны те самые соглашения получилось сделать такими абсурдными, преступными, легкомысленными, когда государство было разорвано по случайным административным границам, некогда проведенным большевиками. И никто не сопротивлялся, никто не протестовал. Какая разница, если все равно все по-прежнему.

И все-таки отложить неприятности получилось.

Впереди были долгие годы, когда иллюзия несерьезного, игрушечного распада – и такого же игрушечного суверенитета той же Украины – благополучно поддерживалась. Граница не была на замке, кому хотелось, свободно ездили хоть в Киев, хоть в Крым, замечая попутно, что «там» отчасти даже и лучше, чем «тут»: все точно так же говорят по-русски, но зато законы заметно мягче. У нас, например, уже запретили покупать алкоголь по ночам, а в Ялту приехал – и бежишь за шампанским, когда захочешь.
Но ситуация медленно менялась.

Новые страны создавали свои машины образования и пропаганды, где Россия естественным образом оказывалась в роли главного врага, и свежие поколения, уже не заставшие прежнюю жизнь, впитывали знание о «плохой московской империи» как нечто логичное и даже вдохновляющее. Но и заграница не осталась в стороне: конечно, уже само наличие целого пояса этих
отделившихся от России государств гарантированно вело к тому, что мировые обкомы начнут игру по их противопоставлению Москве. Где-то и когда-то эта игра шла с помощью старых тузов, хитрых секретарей обкомов, ставших президентами, но чем дальше, тем чаще этот элементарный внешний интерес совпадал с внутренним, революционным и молодежным пафосом изгнания всего отжившего, а значит, всего русского и советского. Дальнейшее мы видим.

И вот теперь мы находимся в процессе того самого, в свое время отложенного, развода, который много лет назад мог бы быть и попроще, без крови и катастроф, ну а теперь – мы знаем, что это такое на самом деле, распад СССР, которому тут когда-то так радовались.

И всех очень жалко. Не только тех, кто проходит этим путем вместе с нами, но отчасти и тех, кто на той стороне, тех, кто «против» – своих и чужих, то есть бывших своих. И невозможно вернуть якобы идеальное общее прошлое – оно потеряно давно и насовсем. Но и повторять ошибки конца двадцатого века, опять сдаваться и опять отступать – тем более глупо и самоубийственно.

И это значит, что у России есть только одна – трудная и печальная, но неизбежная – дорога: подлинный, уже рациональный раздел когда-то общей страны и ее общего хозяйства. И защита той его части, которую мы вернули, той, где живут русские, да и просто все те, кто хотят остаться с нами, а не по ту сторону вечного, как теперь ясно, забора.

Россия должна защитить это их простое право – не уходить.