Польза, прочность, красота
В приемной Николая Ивановича висит яркий цветной коллаж. Это последняя работа художника Виктора Грачёва, большого друга Шумакова. Незаконченный проект для станции «Россошанская», получившей при запуске название «Улица академика Янгеля». Однажды к Шумакову «на огонек» заглянули коллеги художника – Никита Медведев и Василий Бубнов. На дружеском совете решено было увековечить работы Виктора Грачёва, интегрировав коллажи в строящуюся станцию «Шелепиха». Сейчас это одна из самых ярких станций московской подземки. И она очень отличается от типичных шумаковских проектов.
А впрочем, все они «нетипичные».
Решил показать «скелет»
Николай Иванович, помимо десятков других станций вы работали и над проектом «Савеловской», что входит в состав БКЛ. В прессе ее облик быстро отнесли к индустриальному стилю loft – за счет того, что вы обнажили «скелет» станции, так называемые тюбинги. И это за историю метро произошло впервые.
– Изначально эта идея встретила сумасшедшее сопротивление. Мы пытались открыть тюбинги в буквальном смысле еще в прошлом веке – при проектировании станции «Парк Победы», она введена в 2003 году. Планировалось на пилонах сделать арки и между арками оставить тюбинги. Но с Юрием Лужковым у нас было разное понимание прекрасного. А Марат Хуснуллин меня понял и разрешил, за что я ему очень благодарен. И на «Савеловской» мы их впервые открыли – на боковых тоннелях и в пилонах. Причем так как пилоны в контакте с пассажирами, конструкции закрыли стеклом. Если в будущем масштабируем этот подход на две-три станции, то народ рассмотрит и поймет, насколько это красиво.
Объясните, пожалуйста, простыми словами, что такое тюбинг, для чего он нужен?
– Это изобретение московских метростроевцев еще 1930-х годов. Первую линию от «Парка культуры» до «Сокольников» выполнили в монолите. А начиная со второй, «Маяковская» – «Белорусская», строили с использованием тюбингов. Тюбинг – это чугунное опорное ребро жесткости, по-нашему просто «обделка», из которой собирается кольцо. Запас прочности конструкций метро рассчитывается на сто лет, но на тюбинги можно смело давать гарантию хоть тысячу лет. С чугуниной под землей ничего не происходит, она не подвержена ржавчине. Используется и в тоннелях, и на платформе. Все станции глубокого заложения построены с применением этих конструкций. Не так давно появились железобетонные тюбинги, но они не такие красивые, как чугун.
Где еще планируете использовать этот прием?
– Попробую максимально открыть чугунный тюбинг на «Ржевской» и на «Шереметьевской». Если получится, как задумал, то с легким сердцем уйду на пенсию.
Москвичи узнают себя в коллажах
Наблюдали, как пассажиры реагируют на новые станции?
– Да, всегда смотрю. Наиболее яркая реакция в первые дни. Раньше была традиция приглашать архитекторов на открытие. После официальной части мы садились на скамейке в сторонке и наблюдали. Часто вспоминаю реакцию на открытие «Сретенского бульвара» – там в нишах коллажи Ивана Лубенникова на тему московских бульваров. И как-то откликнулось это людям. Видимо, многие узнавали себя в гуляющих по осеннему бульвару.
Правда, что эти ниши проектировались совсем для другого, не для коллажей?
– Изначально в ниши хотел установить любимые скульптуры здравствующих на тот момент московских скульпторов. Идея была в том, что автор сам определяет, что он хочет выставить. Всего тридцать ниш. Идею поддержали и заказчик, и Лужков. Я неоднократно собирал у себя скульпторов, обсуждали, кто что хочет предложить. Легендарный Александр Бурганов хотел выставить бронзового сфинкса. Но бронза очень дорогая. А в остальном материале скульптура «не играла». Многие были готовы подарить городу свои работы, но само литье выходило дорогим. Увы, идею не реализовали по финансовым причинам. В итоге травленый металл с коллажами – компромисс, который позволил бюджет.
А что для галереи предлагал подарить Зураб Церетели?
– Зураб Константинович тогда был в зените славы, до этого мы совместно оформляли «Парк Победы» – все художественные элементы на станции выполнены им. На «Сретенском бульваре» я хотел дать шанс менее титулованным коллегам.
В каком объеме архитектор участвует в проектировании станции? Что входит в его зону ответственности?
– Архитектор проектирует весь станционный комплекс, состоящий из пассажирской зоны и технической. Пассажирская – это платформа, эскалатор и кассовый зал. Остальное – блоки технических помещений, подплатформенные сооружения, служебные помещения вестибюля – все это составляет если не 90% от объема комплекса, то 85% так точно. Эту часть пассажиры не видят, но этим тоже занимается архитектор. В пассажирской зоне надо проявить фантазию и удивить зрителя. А в остальной – надо просто знать технологию метрополитена, многое уметь. Мастерство архитектора проявляется в тех десяти процентах, которые видит пассажир. По ней оценивают, на что он способен.
Гимн красоте тоннелей
У ваших станций очень характерный почерк, они узнаваемы без опознавательных табличек.
– Мой подход – жесткая черно-белая графика с вкраплением, как я называю, чудес. На «Савеловской» такими чудесами стали открытые тюбинги, на «Петровско-Разумовской» – «заплясали» колонны…
Что в метро вас радует особенно?
– Самое красивое в метро – время, когда ушли проходчики. Когда на объекте трудятся строители, а в тоннели и на станции еще не вошли отделочники, не начали закрывать конструкторскую красоту лощеным камнем. Это совершенно иная красота и ее восприятие. Там задыхаешься от счастья, когда видишь эти конструкции. Вот именно это меня будоражит больше всего. С точки зрения мастерства и профессионализма там все выдержано на сто процентов, не придерешься. Эта часть всегда сделана безупречно: от объекта к объекту.
Оформление тоннелей стандартизировано?
– Да, перегоны, если нет особенностей рельефа, по полтора километра. Тоннель полтора километра, а длина платформы 162 метра – по сути, одна десятая. И вот эта десятая срабатывает на публику, а не наоборот.
А почему строгинский тоннель такой длинный?
– Там была заложена станция «Троице-Лыково», которая, увы, не будет реализована. Надеюсь, пока не будет.
Удивительные панно «Фонвизинской»
Как вы стали «героем» сцен из комедии «Недоросль», разыгранной серией трехмерных панно на Фонвизинской?
– Я присутствую там в образе Кутейкина. Наш архитектор Амантай Куренбаев – один в один Фонвизин, настолько похож. Мы специально сравнивали два фото: Амантая в образе писателя и самого Фонвизина. Не отличить! Это была командная работа. Коллектив, трудившийся над станцией, ездил в студию, где специальный аппарат снимает со всех сторон на 360 градусов. Эти панели появились не сразу, сперва там были световые панно молочного цвета. Я не хотел изначально вводить туда цвет. И идея художника Константина Худякова реализовалась уже после сдачи станции. На мой ревнивый взгляд, панно оттянули зрителя от архитектуры. Но народу нравится, и это обсуждают. Если это кого-то заставит перечитать «Недоросля» – будет прекрасно.
Правда, что есть ваш «автограф» и на «Сретенском бульваре» – среди прохожих.
Да, но где именно – не скажу. Пусть это станет поводом лишний раз выйти на станции и прогуляться по ней, рассматривая коллажи.
Станция в память Ирины Антоновой
Вы упомянули о планах выйти на пенсию, если реализуете проект с открытыми участками с тюбингами. Есть еще какие-то проекты, которые стали бы красивыми финальными аккордами?
– Очень хочу, чтобы не отказались от идеи строительства станции «Волхонка». Если примут решение о реализации нашей концепции, то с выходом на пенсию я, пожалуй, подожду. Проект разрабатывали с легендарной Ириной Антоновой, носили эскизы ей лично на утверждение. Это будет станция в ее честь. Первыми озвучили предложение начать экскурсию по Пушкинскому музею с подземелья – принести туда слепки и скульптуры. Но Ирина Александровна была против материальных скульптур и предложила использовать в оформлении современную трехмерную графику. Мы успели показать новые эскизы и согласовать их при жизни этого удивительного человека. По проекту у станции два выхода – один в существующий подземный переход на Волхонке, второй – вход на «Кропоткинской». Очень хочу посмотреть, что в итоге получится.
