Бывших архитекторов не бывает
Режиссера Владимира Хотиненко знают не только в России, но и за рубежом. Неоднократно он получал престижные награды на крупных международных кинофестивалях, между тем по первому образованию Владимир Иванович архитектор. Он рассказал «МП» о своих архитектурных предпочтениях, о любимых местах в Москве и о том, что не представляет себе кино без архитектуры.
Владимир Иванович, как получилось, что вы хотели быть архитектором, а стали кинорежиссером?
– Если честно, я и архитектором не хотел быть. В школе мечтал стать летчиком, потом космонавтом, но поскольку читал как проклятый и потерял зрение, то понял, что летчиком меня не возьмут и космонавтом – тоже. Долгое время собирался поступать в МГИМО: так хорошо знал английский, что мне даже не пришлось сдавать экзамен по языку, автоматом поставили. Но потом испугался, больно уж в МГИМО был большой конкурс. Думаю, поступлю пока в юридический. И поступил в Свердловске, там очень хороший был институт, но довольно скоро я осознал, что это не мое, и вернулся в Павлодар, где мы тогда жили, а поскольку всю жизнь рисовал, устроился на тракторный завод в бюро эстетики.
Учились в художественной школе?
– Нет, это все было на любительском уровне, самодеятельность такая.
А чем занималось это бюро эстетики?
– По-разному. Ничего напрямую относящегося к искусству не было. Например, приходилось раскрашивать станки. Но все равно там были журналы по искусству, вокруг царила довольно творческая атмосфера. Это был очень хороший период в моей жизни, какая-то новая жизнь, новые люди.
Вы могли там и остаться на всю жизнь. Почему не остались?
– Друг повлиял. Я еще легкой атлетикой всерьез занимался, был чемпионом Казахской ССР по прыжкам в высоту. И вот однажды мы шли с тренировки с моим другом Сашей Новичковым, и вдруг он говорит: «Послушай, а давай в архитектурный поступать, ты в Свердловске уже был». Там как раз Архитектурный институт только отделился, он был в составе Политеха и только-только начал самостоятельную жизнь, «переселился» в новое здание, которое мы потом сами же и ремонтировали. Я говорю: «Ну давай!» То есть как бы случай. Но кто верит в случай, не верит в Бога. И мы поехали, несмотря на то что и у него любительский был рисунок, и у меня. Гипса нигде было не достать, и мы вырезали из пенопласта головы какие-то, рисовали их. Короче говоря, серьезно готовились и в итоге поступили. Я увлекся профессией и хотел быть архитектором.
Были любимые предметы?
– Я по всем предметам учился на отлично и окончил с отличием. Правда, у меня были запросы. Тогда в Париже только построили Центр Помпиду в квартале Бобур, а меня именно такая архитектура интересовала, футуристическая, очень современная. И в этом направлении я делал свои проекты.
И где их планировали построить, тоже в Париже?
– В том-то и дело, что тогда Парижа не было и в мыслях, тогда вообще было сложно выехать за границу. И когда я окончил институт, у меня как будто пелена с глаз спала, я понял: то, что я реально хочу строить, строить негде. Тогда ничего подобного не делали. Я знал, что могу быть предприимчивым, сделать карьеру. Мне предлагали после института быть главным архитектором в Подмосковье, давали квартиру, квота хорошая. И началась бы совершенно замечательная жизнь, но Господь милостив. Все-таки у меня время от времени была способность принимать правильные решения. И вот когда все уже вроде было хорошо, я всю ночь не спал, думал и понял, что если я все это начну, то я потеряю какие-то идеалы, в общем, что-то не то. И я сказал – нет. Приехал в Свердловск, пришел в военкомат и отправился в армию, чтобы не отрабатывать по специальности. А тогда нужно было три года отрабатывать. Мама моя чуть с ума не сошла.
Где же вы служили?
– У меня служба была боевая, я служил в конвойных войсках. Но этот год службы я ни на что не променял бы – это тоже судьба: если ее слышать, ноты считывать, она все равно плетет свою нить, иногда из обстоятельств, казалось бы, совершенно противоречивых и ненужных, но я без этого года не могу дальше представить свою жизнь. В армии я тоже занимался оформлением красных уголков и боевых постов, но главное – это был опыт познания себя. И вот в один прекрасный день – наша часть стояла в Свердловске, и мне предоставили недельный отпуск (опять же что это, судьба?) – приехал Михалков. Мне мой однокурсник по архитектурному, Саша Кротов, говорит: «Пойдем к Михалкову на встречу». Он меня буквально силой затащил: ну, какие встречи? Неделя отпуска: тут гулять, выпивать, жизнь... В итоге он меня затащил, а там мы с Михалковым разговорились, и какие-то вещи я рассказал, которые вдруг его заинтересовали. И Михалков мне говорит: «Может, тебе на режиссуру?» И оставил мне свой телефон.
Чем же вы его так заинтересовали?
– Я с детства любил придумывать сюжеты и рассказывал их знакомым на улице, как будто я видел фильмы. Потом стал записывать их, пока учился в архитектурном, писал рассказики, потом в армии. Я как-то солдатам устроил ночью в казарме чтение Апулея «Золотой осел» вслух. А это хоть и классика, но очень даже эротическая история, на грани порнографии. Они прослушали и говорят: «А самому слабо что-нибудь написать?» И я написал, даже название помню – «Золотой дождь»! До сих пор мечтаю снять этот эпизод – ночь, казарма – и я читаю вслух, и на меня затаив дыхание смотрят человек 60. Так что мне было что рассказать Михалкову.
Вы, когда к Михалкову в Москву поехали (я даже не сомневаюсь, что вы поехали), это был ваш первый приезд в столицу?
– Нет. Первый раз я приехал после школы, лет, наверное, 17 мне было. И помню, не мог найти Красную площадь. Все ходил вокруг да около, а спросить неловко – где Красная площадь? Стыдно! С букваря же, с детства еще воспоминание на всю жизнь!
С тех пор, на ваш взгляд, Москва сильно изменилась?
– Москва изменилась радикально. Но я по-прежнему обращаю особое внимание на архитектуру. То есть нельзя сказать, что я бывший архитектор, и тот же Михалков мне как-то сказал: «У тебя кино какое-то архитектурное», потому что для меня до сих пор пространство – это первое, с чего надо начинать кино. Даже упражнение для студентов придумали – «пространство» – это умение прочувствовать интерьер, экстерьер, в котором будет происходить то или иное действие. И это для меня по-прежнему чрезвычайно важно.
Пространство должно как-то отражать и характер героя, и его настроение?
– Абсолютно. Это как раз то, что потом превращается в понятие стиля. Всякое хорошее кино, которое вы смотрите, там всегда есть стиль, а стиль – это и пространство, и актерская игра – это единство. А понимание, что такое стиль, вырабатывает как раз архитектурное образование. В определенном смысле хорошо бы, чтобы каждый человек получал его, потому что архитектурное образование открывает глаза на мир – ты начинаешь считывать ноты, пропорции, не просто так – это красиво, это некрасиво, и почему это красиво, а ты считываешь ноты и за счет этого получаешь значительно большие впечатления и знания.
Архитектурное образование для меня – это мое счастье, моя жизненная платформа. Вот у нас с женой любимая страна Италия, любимый город – Рим. Я влюблен в Рим, как будто это город моего детства, хотя я родился и вырос в Алтайском крае в городке Славгороде. Я люблю Рим, потому что там есть все и по архитектуре, в частности, – вся прожитая история цивилизации, там уже все было, все случилось, мы сейчас просто повторяемся. Каждый раз, когда я приезжаю в Рим, у меня обязательный ритуал: я прихожу на Римский форум, главные римские руины, и провожу там минут 15–20. Я представляю, как здесь все происходило в разные века, и я подпитываюсь какой-то энергией времени. В Риме вот вообще нельзя ничего трогать – ни строить, ни ломать, даже рекламу вешать.
А если бы вы захотели сейчас в Москве снимать какой-нибудь исторический фильм, как вы думаете, получилось бы?
– Я в Москве снимал довольно много, это сложно, потому что в Москве, к сожалению, было очень много уничтожено, такого цельного комплекса нигде нет, история сохранилась по кусочкам. Сейчас это все реставрируется, и в центре еще остались какие-то улочки и храмы, но после того как это реконструировано и свежевыкрашено, это все немножко декоративно.
Ваши любимые места Москве?
– Я Кремль люблю. Я объездил весь мир, но когда с Крымского моста открывается вид на Кремль, я понимаю, что это одно из самых красивых мест в мире, сам вот этот комплекс. Каким-то чудом сохранившийся практически полностью. Дворец съездов только ломает всю картину, но это тоже движение истории. Кстати, в Ватикане есть такое же современное здание типа Дворца съездов, только они его более деликатно встроили.
Вы, как архитектор, что бы сейчас построили?
– Для меня идеал – это церковь Ле Корбюзье в Роншане – Нотр-Дам-дю-О. Смотреть на нее для архитектора – это восторг. Когда Ле Корбюзье построил ее в 1955 году, многие подумали, что он отошел от своих прежних воззрений и окунулся в океан свободы. На самом деле он на практике применил знаменитый модулор (математическую систему пропорций) и воплотил свои старые идеи в этом почти скульптурном шедевре с его плавными линиями. Это сделано и с архитектурной фантазией и в то же время очень грамотно: там есть и алтарная часть, и все, что должно быть в церкви. Так что я бы что-то такое попробовал, потому что бывших архитекторов не бывает.
