«Покажите, что у вас за живая фотография»

В знаменитой высотке на Котельнической набережной 50 лет назад, 18 марта 1966 года, был открыт кинотеатр «Иллюзион» – он сразу же сделался своего рода знаковым местом. Сегодня мы вспоминаем истории кинотеатров, которые в той или иной степени определяли культурное пространство города Москвы.

1 Старый новый «Иллюзион»

Этот кинотеатр работал и до 1966 года, с самого начала существования самой высотки. Правда, он назывался вполне заурядно – «Знамя» – и никаких задач перед собой не ставил. Так, обычный кинотеатрик. Но когда в 1966 году зал передали Госфильмофонду, жизнь кинотеатра принципиально поменялась. И это касалось не только названия. Хотя над названием думали долго. И предложения были самые разные – «Волшебный фонарь», «В мире кинолент», «Фототека»… «Иллюзион» победил. Первым же фильмом, который здесь демонстрировался, был «Броненосец Потемкин» С.М. Эйзенштейна.
Здесь начал действовать своего рода кинотеатр-музей, как называл его режиссер Марк Донской. Ленты крутили архивные, кинематографическую классику. Начали работу киноведческие кружки. Кинотеатр сделался пристанищем интеллигенции. По тем временам чересчур либеральным пристанищем. Здесь даже действовала секция кинофильмов на английском языке, которые откровенно демонстрировали «загнивающий» Запад во всей его красе.
Кстати, эту секцию пришлось прикрыть. Причиной стала хвалебная газетная статья, но, увы, опубликованная не в «Правде», а в «Лос-Анджелес Таймс». Культурное начальство рассвирепело: «Как же так, в самом благонадежном доме Москвы, напротив корпуса «А», где проживают высокопоставленные деятели КГБ, творится сущее бесчинство!»
Впрочем, другие семинары не тронули. Напротив, «расширяли полезный опыт на местах». В частности, в Ленинграде открылся первый ретрокинотеатр «Кинематограф», в Тбилиси – ретрокинотеатр «Газапхули», а в Алма-Ате – ретрокинотеатр под названием «Кинотеатр повторного фильма». Все они появились на свет уже после того, как успех «Иллюзиона» сделался очевидным.
Сегодня, несмотря на специфическую направленность, «Иллюзион» вполне современный кинотеатр, рассчитанный на 217 мест и снабженный необходимыми устройствами для демонстрации фильмов в формате 3D.

2 Небиографический «Биограф»

На месте нынешнего дома № 17 по Тверской до революции располагалось множество разных строений. Самое известное из них, пожалуй, дом Сазиковых. В нем находилось знаменитое кафе «Стойло Пегаса», открытое по инициативе самого Есенина. Один из современников, некто И. Старцев писал: «Двоящийся в зеркалах свет, нагроможденные из-за тесноты помещения чуть ли не друг на друге столики. Румынский оркестр. Эстрада. По стенам роспись художника Якулова и стихотворные лозунги имажинистов. С одной из стен бросались в глаза золотые завитки волос и неестественно искаженное левыми уклонами живописца лицо Есенина в надписях: «Плюйся, ветер, охапками листьев».
Кого только не перебывало в «Стойле Пегаса»! Просматривая сохранившиеся у меня афиши о выступлениях и заметки о программах вечеров в «Стойле», нахожу имена Брюсова, Мейерхольда, Якулова, Есенина, Шершеневича, Мариенгофа и множество других.
Диспуты об искусстве, диспуты о кино, о театре, о живописи, о танце Дункан, вечера поэзии чередовались изо дня в день под немолчный говор столиков. Публику, особенно провинциалов, эпатировала как сама обстановка кафе, так и имена выступавших в нем поэтов, художников и театральных деятелей. Есенин играл главную роль как председатель Ассоциации вольнодумцев, как единоличный почти владелец кафе и как лучший из выступавших там поэтов...
Обычный шум в кафе, пьяные выкрики и замечания со столиков при выступлении Есенина тотчас же прекращались. Слушали его с напряженным вниманием. Бывали вечера его выступлений, когда публика, забив буквально все щели кафе, слушала, затаясь при входе в открытых дверях на улице».
Место, что называется, культовое.
Но наибольшей популярностью среди московских жителей пользовался находящийся здесь же один из первых кинотеатров Москвы. Бойкое место – пересечение Бульварного кольца и Тверской улицы – обеспечило ему известность. Назывался тот кинотеатр «Биограф», но биографии здесь совершенно ни при чем. Просто так называлась машина, с помощью которой осуществлялась демонстрация кинофильмов.
Рекламные буклеты сообщали: «Ежедневно большие представления через каждый час с 16 часов дня до 12 часов ночи. Исторические эпизоды из жизни императора Наполеона I и его поход на Россию и вся жизнь – от коронования до самой смерти на острове св. Елены, картина в натуральных красках и много других.
Цены местам: 75 коп., 50 коп., 35 коп. и 30 коп. Дети и учащиеся платят половину. Программа меняется через каждые три дня. Дирекция А.Э. Белинская».
Современник же писал: «Помещение этого театра было маленькое, сидячих мест было только 24, и позади стояли человек 30, которые усердно грызли семечки и плевали шелуху на голову сидящих. В этой же комнате за столиком сидела сама старушка Белинская и продавала билеты, а Гензель (ее сестра), изображавшая билетершу, энергично расправлялась с неугомонными мальчишками, которые всячески изводили этих двух кинематографических дам».
Увы, тот исторический дом был снесен незадолго до начала Великой Отечественной войны в соответствии с Генпланом развития Москвы 1935 года.

3 Кинематограф и графология

Своеобразное место в московском обществе занимал кинотеатр «Уран», располагавшийся на Сретенке, дом № 19. Он был открыт в 1914 году и тоже пользовался популярностью. Фильмы тут отбирали лучшие из лучших, цены на билеты были относительно невысокими. Но не это привлекало публику.
Дело в том, что в этом кинотеатре в фойе помимо буфета, библиотеки, джазового оркестра и фотоателье функционировал самый знаменитый графолог страны Д.М. Зуев-Инсаров. Юрий Олеша так писал о нем: «Я знал нескольких графологов. Один, по фамилии Зуев-Инсаров, промышлял своим искусством, сидя за столиком в кино «Уран» на Сретенке. Очень многие из пришедших в кино и прогуливавшихся в фойе останавливались у столика и заказывали графологу определить их характер по почерку. Зуев-Инсаров, молодой строгий брюнет в черном пиджаке и, как мне теперь кажется, в черных очках, писал свои определения на листках почтовой бумаги.
Он и мне тогда составил характеристику – по-моему, правильную».
С подачи Зуева-Инсарова Олеша сам увлекся графологией. Писал: «Кое-что из этого искусства я начал постигать. Мне, например, понятно, что если человек быстро пишет и не забывает неведомо для себя проделывать удивительные по сложности соединения отдельных букв в единый, если можно так выразиться, полет, то такой человек, очевидно, обладает умением организовывать… У поэтов такие соединения бывают чрезвычайно красивыми. Приглядитесь к почерку Пушкина – кажется, что плывет флот!
Понятно также, что если каждая буква стоит отдельно, то обладатель почерка высокого о себе мнения. В самом деле даже в скорописи человек успевает бросить каждую букву отдельно, как бы помня о каждой, как бы очень ценя каждую… Образец такого почерка – есенинский. Я видел зелеными ализариновыми чернилами переписанные им самим строфы. Каждая буква округла, почти кружок, каждая отдельно зеленеет на белой бумаге, как куст на снегу».
А в войну здесь устраивали партсобрания. Одно из них было описано Н. Веселовской, работницей московской скорой помощи: «16 октября я дежурила на центральной станции. Поступил вызов в кино «Уран» на Сретенке – «плохо с сердцем у женщины!». Там только что кончилось партийное собрание Дзержинского района, народ валил из зала навстречу нам. В фойе пожилая женщина, на вид интеллигентная, бьется в истерике, рыдает. Окружающие ее скупо отвечают на вопросы – «расстроилась». Я как могла успокаивала ее, уговаривала, поила валерьянкой, а тем временем мои фельдшеры вели, как обычно, «глубокую разведку». Они всегда на вызовах, за моей спиной, досконально выясняли всю подоплеку данного случая, а потом сообщали мне.
Когда женщина немного успокоилась и ушла домой, по дороге на обратном пути мне рассказали, что на партсобрании района был разговор о безнадежности обороны города, давался неофициальный совет-разрешение: «Спасайся кто и как может».
Увы, 31 декабря 1977 года кинотеатр был закрыт, а затем и снесен.

4 «Тауматограф» и дети

Еще один из пионеров кинематографа находился на пересечении Петровки и Столешникова переулка, рядом с церковью Рождества Богородицы в Столешниках. Назывался он «Тауматограф». Невидаль невероятная. Один из современников писал: «Театр, открытый Розенвальдлом и называемый «Таума-тограф», вмещал 60 человек. Вход был общий с меблированными комнатами «Ноблес». Дорогие места были около экрана – первые ряды. Позади же находились стоячие места по 15 копеек. Сеанс продолжался около получаса и состоял из 4 отделений. Программа сеанса была следующая: 1) видовая картина, 2) драма, 3) феерия и 4) комическая.
Была малюсенькая будка, в которой механик едва поворачивался. Аппарат вертели рукой. Иногда будка становилась даже горячей, и тогда в ней стояла жара аховая. В перерывах между отделениями механик выходил в публику и отдыхал. Зачастую такие «перерывы» доходили до десяти минут, но публика не протестовала, угощаясь подсолнухами и яблоками, покупая их у входа в театр на улице (буфета в театре тогда еще не было). Катушки с картинами лежали на подоконнике зрительного зала, и сторож (он же помощник механика и билетер) приносил по мере надобности по одной катушке в будку. Театр работал с 2 часов до 11 часов вечера (вот откуда, оказывается, пошли дневные сеансы).
Публика входила в театр беспрерывно и сидела в зале, пока не надоедало.
Нередко Розенвальд говорил своим частым посетителям – детворе:
– Ну, дети, довольно, уходите – и так уже четыре сеанса сидите».
Действительно, в то время кинотеатр посещала «молодая» публика – детвора и учащиеся всевозможных гимназий и прочих начальных учебных учреждений, а таковых было множество.
Кстати, хозяин этого кинотеатра постоянно изобретал самые смелые маркетинговые ходы. Розенвальд решил использовать школьную детвору как новые кадры публики. Он разослал в каждое учебное заведение по нескольку сот льготных билетов ценою по 10 коп., и результат получился поразительный. Школьники валом повалили в его театр.
Через неделю к Розенвальду заявились классные наставники с убедительнейшей просьбой не посылать больше билетов в учебные заведения пачками, так как у них сейчас только и разговору, что о живой фотографии, а это «губительно» отражается на занятиях.
В ответ на это Розенвальд ограничил школьникам часы посещений своего театра, установив время от 2 до 8 часов вечера.
Розенвальд вспоминает, как нередко бывали такие случаи. Подходят к кассе театра взрослые и с ними ватага детей. Взрослые недоверчиво улыбаются и говорят:
– Вот дети притащили к вам. Покажите же, что у вас за такая живая фотография.
И входили скептически настроенные, а уходя, пожимали мне руки, уверяя, «что никогда ничего подобного не видели».
Такой вот необычный маркетинг.