«Нас считали детьми полка»
Детство я провел в Полтаве, старинном зеленом городе, где сохранился провинциальный уклад малороссийской глубинки. Семья у нас была небольшая – кроме мамы с папой и меня еще младшая сестренка. Я рос своенравным подростком. Лишь увлечение рисованием смягчало степень моей неуправляемости. Летом 1941-го (по окончании восьмого класса) до отъезда в пионерлагерь решил месяц поработать. Благо, отец, начальник ремонтно-механического цеха завода РЕМЗ, был не против. Но все желания рухнули в одночасье – началась война.
На улицах прежде спокойного города жители начали собираться стихийными группами и надрывно обсуждать страшную новость. Из магазинов быстро исчезли папиросы, соль, спички. А вскоре над городом стали летать самолеты со зловещей свастикой.
С каждым днем сводки становились все тревожнее. В один из дней отец оповестил нас, что мы втроем – мама, маленькая сестренка и я – должны быть готовы к отъезду. Ему поручено было возглавить вместе с директором операцию по эвакуации завода на Урал. По счастливой случайности наш состав проскочил под немецкими бомбежками без последствий. Рок войны забросил нас в станицу Петровское Село, недалеко от Ростова. Лето заканчивалось.
Гражданское население в массовом порядке мобилизовали на возведение оборонительных рубежей. Я оказался в составе одного из этих отрядов. Мы трудились по двенадцать-пятнадцать часов в сутки. Там я подружился с двумя допризывниками – Кириллом и Миколой. В один из дней к нам подошел мужчина средних лет и представился Богданом. Он предложил работать с ним, сказав, что ему нужны «молодые умные мозги». Мы согласились.
Богдан привез нас на территорию, где, приглядевшись, можно было различить замаскированные зенитные установки и прочую военную технику. Наш уровень образования проверили. А затем инструктор в течение нескольких дней разъяснял нам принцип работы загадочных приборов ПУАЗО, с помощью которых управляли артиллерийским зенитным огнем. Это были новейшие устройства для автоматического наведения зенитных установок на движущиеся в небе и на земле цели.
Тем временем мы все больше втягивались в суровую армейскую жизнь. Нас считали детьми полка 56-й отдельной армии Южного фронта. Замаскированные зенитные орудия день и ночь били по врагам. Спать нам удавалось по несколько часов в сутки. В промежутках между дежурствами мы подвозили снаряды, чистили и смазывали не успевающую остыть после стрельбы военную технику.
Бои за Ростов проходили с переменным успехом. Окончательно город освободили 29 ноября 1941 года. Это была первая настоящая победа Красной Армии. А вечером в отместку за поражение произошел массированный налет люфтваффе на наши позиции. Мы с друзьями в то время отдыхали. Волна от взрыва бомбы выбила в нашем доме окна и двери, обрушила большую часть перекрытий. Когда меня вытащили из-под завала, помню ощущение адской боли в правом глазу и правом колене. Из-за контузии сильно болели затылок, позвоночник, грудная клетка. Глаз был залеплен размокшей землей, перемешанной с мелкими камнями. Вместе с другими ранеными и контуженными меня отвезли в госпиталь. Операция прошла неудачно: зрение было сильно испорчено. В госпитале я узнал, что во время налета погиб мой друг Василий и еще четверо других ребят из нашего подразделения.
Когда лечение было закончено, меня, как негодного к боевой службе, направили домой. С мамой и сестрой мы стали готовиться к поездке к отцу. В уральском селе Красные Орлы, куда мы перебрались, нам выделили временно освободившуюся крепкую крестьянскую избу. По сравнению с тем, что пришлось увидеть во время эвакуации, здесь был рай. На следующий день после приезда я отправился с отцом к месту его работы. Оборудование, вывезенное из Полтавы, стояло под открытым небом. Согласно распоряжению наркома обороны, его необходимо было задействовать в кратчайшие сроки, а над ним возвести здание завода. При этом не было ни чертежей предполагаемой постройки, ни того, кто мог их разработать. Отец испытующе посмотрел на меня. Я в будущем мечтал стать архитектором, но не имел ни малейших знаний в области проектирования. Общаясь с сельскими строителями-практиками, параллельно изучая различную литературу, я сутками напролет работал над проектом. Мне всячески помогали инженеры строительного управления «Артемовскуголь». Благодаря усилиям большого количества специалистов через шесть месяцев цех был запущен.
Мне вынесли персональную благодарность. Зиму я с сезонной артелью работал на лесозаготовках. Тяжелая, без выходных работа продолжалась от восхода до заката. Вырубки мы вели недалеко от города Тавды. Тогда же я собрался поступать в Уральский индустриальный институт на архитектурный факультет.
Вступительные экзамены в вуз сдал достойно. Параллельно начал посещать школу рабочей молодежи, чтобы получить аттестат о среднем образовании. Однако учеба продолжалась недолго. Я получил письмо от отца, что пришел его черед, как офицера запаса, уходить на фронт. Мое решение было однозначно: маму и сестру одних я оставить не мог. Учебу в институте пришлось отложить и вернуться на завод. Я устроился на самую вредную и высокооплачиваемую работу на предприятии – вагранку (загрузку шихты). Здесь требовалась не только физическая сила, но и большая ловкость.
В конце сентября 1943 года была освобождена Полтава. Мы возвратились домой. А в феврале я познакомился с подполковником Александром Никульшиным, который командовал воинской частью, охранявшей аэродром. Он предложил мне стать его адъютантом. Я должен был выполнять различные поручения, включая художественное оформление боевых листков и другой наглядной агитации. Как-то мы отправились с ним в командировку в Кременчуг. Никульшин, который о своей внешности заботился больше, чем иная женщина, постоянно чистил мундир и до зеркального блеска натирал хромовые сапоги. Он улегся спать на нижней полке, аккуратно развесив галифе на вешалке, а сапоги положил под подушку и накрылся шинелью. С нами в вагоне ехали словоохотливый мужчина из госпиталя, гимнастерку которого украшали медали, и его жена. Среди ночи меня разбудил крепкий мат. Семейная пара исчезла, умыкнув галифе Никульшина и каким-то образом вытащив из-под подушки его сапоги. Никульшин надел мои солдатские брюки, которые едва не лопались на нем, и сапоги, на несколько размеров меньше, чем у него. На перроне наш вид несколько удивил встречавших военных. Особенно мой. Из-под солдатской шинели проглядывали белые кальсоны, а на ногах были домашние тапочки подполковника.
Вскоре на наш аэродром должна была прилететь целая эскадрилья американских самолетов В-17 – «летающих крепостей», чтобы бомбить фрицев. Вместе с ними прибывали и американские военные. К их приезду готовились тщательно. Даже специально занялись реконструкцией казарм, поскольку американцы предпочитают больший комфорт. В проектных работах я принял самое активное участие.
Вскоре в моей жизни произошел новый поворот. Мне пришла открытка с приглашением на собеседование в городской комитет комсомола. Здесь мне сказали, что по поручению правительства производится срочная вербовка граждан для заселения освобожденных районов Западной Украины и Белоруссии. Отбор кандидатов был чрезвычайно строгим. Меня направили в Черновцы. Нам нужно было ездить в глубинку и агитировать местное население объединять частные хозяйства в коллективные. А там вовсю хозяйничали бандеровцы, окопавшиеся в горных районах и лесных массивах. Они совершали налеты на поселения и жестоко убивали местных активистов и всех, кто поддерживал новую власть.
День Победы стал для всех счастливой датой. На этом радостном фоне я отпраздновал и свое двадцатилетие. Потом мне довелось поработать и на кондитерской фабрике, и снабженцем, пока я не поступил в Львовский политехнический институт на архитектурный факультет. Здесь отбор был очень жестким, но я все экзамены выдержал. Местные преподаватели в основном представляли польскую архитектурную школу и слабо владели русским языком. Через два года, путем больших усилий и при содействии декана факультета, мне удалось перевестись в Москву, в МАрхИ, по окончании которого я занялся проектированием предприятий промышленности. Работал в ряде крупнейших отраслевых институтов страны. Уже через пять лет – в должности главного архитектора НИИ электротехнической и электрокабельной промышленности, Гипроцветмета, а с 1969 по 1998 год – научно-исследовательского и проектного объединения «СоюзстромстройНИИпроект» и головного проектного института № 2 Госстроя СССР. Получил премию Совмина СССР. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Параллельно преподавал в МАрхИ и Политехническом институте.
Несмотря на возраст, до сих пор не расстаюсь с архитектурно-проектной работой. Правда, проектирую сегодня больше загородное жилье для друзей и знакомых. Не столь масштабное, но тоже весьма интересное занятие.
