«Встречный ветер подхватил меня, бросил вверх, и я полетел»

«Встречный ветер подхватил меня, бросил вверх, и я полетел»

«Встречный ветер подхватил меня, бросил вверх, и я полетел»
«Встречный ветер подхватил меня, бросил вверх, и я полетел»
В истории отечественной авиации много мест, связанных с Московским регионом

В марте 1935 года, 80 лет назад, в Москве был создан Центральный аэроклуб СССР (ныне – Национальный аэроклуб России имени Чкалова). В начале прошлого столетия профессия летчика считалась одной из почетных. Ею буквально бредили многие молодые люди. Неудивительно, что в Московском регионе много памятных мест, связанных со становлением и развитием авиации.

1 «Меня тянет в небо»

Неподалеку от Москвы находится небольшой и на первый взгляд непримечательный поселок Черкизово, однако он вошел в историю отечественной авиации. Здесь зимой 1908 года студент Борис Илиодорович Россинский совершил один из первых в стране полетов на управляемом планере собственной конструкции. Кстати, создавался этот аппарат здесь же, в Черкизове. В качестве материала использовался бамбук, который молодой авиатор выпросил на мебельной фабрике.

В качестве стартовой точки был выбран высокий берег речки Клязьмы. Для начала залили покатую, гладкую горку, с которой спустили сани с планером и летчиком. Какое-то время планер ехал на санях, после чего оторвался от них и полетел самостоятельно.

Россинский вспоминал о кульминации этого исторического события: «Посреди склона я почувствовал, что меня тянет в небо. Изо всех сил я оттолкнулся ногами от саней, встречный ветер подхватил меня, бросил вверх, и я полетел! Полетел!»

Продолжался полет три минуты, а испытатель остался цел и невредим. Что, в общем-то, было скорее приятной неожиданностью, а не закономерностью. В 1910 году именно он установил в Москве на Ходынском поле первый сарай для своего самолета, после чего знаменитый ходынский аэродром начал стремительно разрастаться и совершенствоваться. Борис Илиодорович русский, а затем и советский летчик, Заслуженный пилот гражданской авиации, он имел значок летчика № 1 и неофициальный статус «дедушки русской авиации», в 1937 году он был удостоен звания «почетного пионера города-курорта Сочи» – во время показательных полетов над горой Ахун продемонстрировал несколько «петель Нестерова».

2 «Лови, бей, кроши»

В начале прошлого столетия профессия летчика считалась одной из почетных. Пионеры освоения неба были истинными небожителями и считались настоящими героями. Что, впрочем, не защищало их от истинно народного гнева.

Однажды легендарный летчик Уточкин решил провести показательные полеты над городом Богородском (ныне Ногинск). Любопытные обыватели заранее выбрались из своих домов – караулить диковинный аэроплан. Но Уточкин задерживался. Один из современников, Л.А. Терновский писал: «Уже в три часа утра весь город был на поле, в домах остались только куры и цепные собаки. Все от мала до велика пришли встретить прославленного русского авиатора, приветствовать его и выразить свое искреннее восхищение. Огромная толпа напряженно всматривалась в сторону Москвы, в туманную, синеватую даль. День, на счастье, после целой недели дождей выдался на славу. Время было уже к обеду, а летчика еще видно не было. То тут, то там было слышно, как урчат желудки. Кое-кто посмелее побежал было обедать, да вернулся – убедили, что не стоит, а то «пролетит и не увидишь».

Ближе к обеду богородское торговое купечество вынесло на поле всяческие яства. Разумеется, не обошлось без горячительных напитков. Уточкин, однако же, не появлялся.

«Все терпеливо ждали и заглушали в себе чувство проснувшегося голода. На поле приехали мороженщики, булочники, торговки квасом, печенкой, семечками, леденцами и яблоками. Даже самовары принесли. Заиграли в разных местах гармошки, кое-кто уже все же сбегал пообедать, кое-кому принесли. Поле кипело жизнью и кишело народом. А там – вдали, за зубцами отдаленного леса в синеве небес все было спокойно по-прежнему.

– Ты не обедал? – задавал кто-то вопрос.
– Да нет, боюсь, пролетит, а ждать да ждать – смерть.
– Уж лучше бы он и не прилетал, ну его к шуту, народ только баламутят. Стой здесь целый день как проклятый...
– Да, задал уж заботу, чтоб ему ни дна ни покрышки.
– Пойдем домой, – уговаривал какой-то скептик в белой рубашке и плисовых портках, – авось и без нас пролетит, эка невидаль.
– Иль ошалел, – отвечал рыжий, как медный поднос, парень, – целые, можно сказать, сутки жду, и на-поди.

Толпа на поле шумела, галдела, играла, пела и ругалась. Лаяли собаки, кричали ребята. Солнце начало уже склоняться к западу, и чем позднее становилось, тем нетерпение росло, а желание увидеть во что бы то ни стало приковывало к месту, отгоняя и голод и усталость. К вечеру кто-то напился и лежал с недожеванным бутербродом, равнодушный ко всему. Не обошлось и без драк».

Утром история повторилась: «Едва ночь прошла и забрезжил рассвет нового дня, поле стало опять многолюдным и опять все смотрели вдаль и искали глазами долгожданного авиатора.

– Вот нагрешник-то, не было печали, так черти накачали, – ворчали ожидающие.
– Может, он и не вылетал, а пьянствовал вчера, как мы, грешные, – так только народ обманывают.
– Зачем только полиция смотрит, – ворчали другие, – всех отняли от работ, жди здесь какого-то Уточкина, Курочкина, а на кой черт он нам нужен. Ему хорошо, он поплевывает себе сверху-то, а нам каково.
– Летит, летит, – вдруг послышалось откуда-то со стороны. Все бросились вперед, толкали, сшибали друг друга, опрокинули тележку с ребенком, перевернули жаровню с печенкой, раздавили собачонку.
– Где, где? – спрашивали друг друга, но никто не отвечал, так как никто ничего не видел.
– Обманывают, черти, – злились и ругались кругом, – им шутки, а тут вон баба воет, да и кутьку раздавили.

Толпа долго не успокаивалась, кто-то утешал пострадавшую бабу, кто-то жевал подобранную печенку, кто-то смеялся, а кто-то чуть ли не плакал. Тоска захватила всех, а уверенность увидеть Уточкина у всех пропадала. Уйти же домой никто не решался, так как жалел пропущенное время. Долго еще ждали. Стал накрапывать дождь, прогремел где-то вдалеке гром». И вдруг вконец измотанные обыватели увидели далеко в небе крохотный самолетик. Но радости от этого не выразили: «Все сначала окаменели, а потом ринулись навстречу пилоту, потрясая кулаками, готовые растерзать виновника их долгого ожидания.

Вот уже слышен шум пропеллера. Аппарат плавно опускается. Толпа как будто только этого и ждала. Град камней, калош, кусков земли и отборной ругани «от всего русского сердца» полетел навстречу пилоту. Тут сказалось все: и досада, и радость, и месть за долгое ожидание».

Как поступил героический летчик, способный молниеносно принимать единственно правильное решение? Уточкин дернул штурвал на себя, совершил круг над полем и уверенной рукой направил аппарат обратно.

«– А, паршивый черт, испугался, голодранец, измучил народ, а не смущается, – и опять ругань, свист вдогонку пилоту.
– Держи его, лови, бей, кроши, – кричал народ и долго бежал за аппаратом.
Аэроплан тем временем поднимался все выше и выше. Шум пропеллера утихал, а поле все пустело и пустело в надвигающихся сумерках».
Так произошло знакомство жителей Богородска с авиацией.


3 «При крайне неблагоприятных условиях»

Еще одна история из жизни первых русских авиаторов произошла в мае 1913 года в районе подмосковного города Подольска. Через Подольск проходил перелет двух авиаторов – инструктора военно-авиационной школы А. Габер-Влынского и ученика того же образовательного учреждения поручика Астраханского полка Б. Наугольникова.

Перелет начался неудачно. «Столичная молва» писала: «Отлет пор. Наугольникова из Москвы был назначен на 7 час. утра; к этому времени аэроплан был уже вывезен из ангара. После пробного полета над аэродромом пор. Б.А. Наугольников поднялся для перелета ровно в 7 ч. 50 м. Вначале он взял правильное направление, но затем, сбившись, повернул немного вправо, затем влево и, наконец, снова вправо. На аэродроме блуждания его в воздухе начали вызывать довольно серьезное беспокойство, тем более что вскоре он исчез совершенно из виду, поэтому никак нельзя было установить, взял ли он правильное направление. Беспокойство это еще больше возросло после того, как опрошенные пункты, над которыми он должен был пролетать, не имели никаких сведений о летчике».

Впрочем, никто особо не переживал – при тогдашних, практически полностью отсутствующих, средствах навигации такое было не в диковинку. Действительно, господин Наугольников спустя пару часов обнаружился на пахотном поле села Чернева, расположенного в 10 верстах от Подольска.

Правда, благополучным это приземление назвать было нельзя: «Спуск произошел при крайне неблагоприятных условиях для приземления, так как авиатор находился в этот момент на высоте более 800 метров и при своем планирующем спуске должен был бы обязательно либо упасть на лес, окружавший поляну, либо на крыши изб.

Нисколько не смутившись, он смелым спиральным полетом сумел опуститься на поляну, повредив только правый амортизатор.

С аэродрома были немедленно посланы на место катастрофы все необходимые части для ремонта, механик и слесарь. С этим же автомобилем отправился заведующий мотоциклетной службы связи перелета Я. Гольберг, а также несколько сотрудников московских газет.

Вблизи дер. Бутово пришлось оставить на шоссе автомобиль и отправить члена общества Я. Гольберга, механика, слесаря и все необходимое уже на лошадях из-за полной невозможности пробраться с помощью автомобиля на место спуска».

В те времена занятия авиацией были сопряжены с истинным героизмом.

4 Спас в Тушине

Прямое отношение к авиации имеет московский храм на Волоколамском шоссе, известный под названием Спас в Тушине. Этот храм – единственное, что сохранилось от старой деревни Тушино. Все остальное застроено современными домами.

Эту церковь построили в 1888 году. А в 1934 году расстреляли последнего священника тушинской церкви – отца Александра Буравцева. Затем храм закрыли, купол сняли, разорили интерьеры и погост. Руководили этими действиями трое атеистов-активистов. Говорят, что все они в течение десяти лет покончили с собой.

А на колокольне другие активисты – любители авиации и парашютного спорта – оборудовали парашютную вышку. Колокольня была невысокой, вышка, соответственно, тоже. Парашютисты часто разбивались насмерть. Здесь же их и хоронили. Со временем на месте разоренного погоста выросло новое кладбище, только вместо крестов из могил торчали самолетные пропеллеры. Такая уж была традиция.

В трапезной же бывшего Спасского храма открыли сельский клуб. Его недолго думая назвали «Спас».


5 Аэродром не был пригоден для пассажиров

Самым, пожалуй, легендарным московским аэропортом является «Шереметьево». Сам аэродром был сооружен в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 1953 года и поначалу был военным. Он носил название «Шереметьевский», и одновременно с ним начали строить и военный городок для рядовых и офицеров 2-й авиационной Краснознаменной дивизии особого назначения, под нужды которой аэродром, собственно, и строился.

Аэропорт начал действовать в 1957 году, но вышло так, что спустя два года сюда из Лондона прибыл самолет с Никитой Сергеевичем Хрущевым на борту. Генеральный секретарь ЦК КПСС находился под впечатлением от роскошного аэропорта «Хитроу» и распорядился переоборудовать «Шереметьевский» в гражданский аэропорт европейского уровня. Что, собственно, и было проделано. Официальное открытие аэропорта «Шереметьево» состоялось 2 июня 1960 года, на протяжении многих десятилетий он пользовался заслуженной славой самого прогрессивного аэропорта на территории СССР.

Тем не менее трудностей было достаточно. Первый начальник нового аэропорта В.А. Борисов (легендарная личность, Герой Советского Союза и почетный гражданин города Лобни) вспоминал: «Принятый от ВВС аэродром не был пригоден для перевозок пассажиров и грузов. Отсутствовал жилищный фонд, не хватало служебных помещений. Не было павильонов для обслуживания пассажиров и грузоотправителей».

Но самое главное – не было специально обученного персонала. Его набирали из ближайших деревень, наскоро обучали и размещали по новым рабочим местам. А спустя несколько лет Москву нельзя было представить без нового и суперсовременного (по тем временам) международного аэропорта. Городок же сохранил свое предназначение.

А вот жителям окрестных сел и городков явно не повезло. Рев взлетающих и заходящих на посадку самолетов явно не способствует физическому и душевному расслаблению. Однако человек ко всему привыкает.

Теги: #