Гуляющая, роскошествующая, безмятежная Москва
1. Обелиск Романовых
Главное событие 1913 года – торжества в честь 300-летия царствующего дома Романовых. Эту дату празднует вся Россия. Москва, разумеется, не исключение. В Александровском саду возводят стелу в честь династии Романовых. На ней перечисляются все российские императоры, венчает ее двуглавый орел.
В этом качестве памятник простоял недолго. В 1918 году его планировали снести, однако Ленин неожиданно принимает решение – обелиск оставить, только вместо имен царей высечь на нем имена «деятелей борьбы за освобождение трудящихся». В числе деятелей оказались Маркс, Энгельс, Либкнехт, Лассаль, Бебель, Кампанелла, Мелье, Уинстлей, Т. Мор, Сен-Симон, Вальян, Фурье, Жорес, Прудон, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Михайловский и Плеханов. Имена многих тех деятелей сегодня безвозвратно позабылись, однако тогда они были кумирами российских коммунистов.
Газета «Правда» писала 31 августа 1918 года: «В Александровском саду заканчиваются работы по удалению надписей на обелиске Романовых. На этом обелиске будут выгравированы имена всех видных революционеров. Московским совдепом на эту работу отпущено 150 тысяч рублей».
И 7 ноября того же года памятник был торжественно открыт. На церемонии присутствовала колонна демонстрантов от городского района.
2. С Казанского вокзала
Из Москвы на приличные расстояния уже ездили первые автомобили, но самым популярным видом междугородного транспорта оставалась железная дорога. Продолжает совершенствоваться система московских вокзалов. В частности, в 1913 году было заложено здание нового Казанского вокзала.
Это железнодорожное направление к тому времени существовало и вовсю функционировало. Еще в середине XIX века «Московские ведомости» сообщали: «Пробный рейс состоялся 21 августа 1862 года от Москвы до ст. Троицко-Раменского протяжением 45 верст. На станции Раменское поезд встречали громкими рукоплесканиями и кликами огромной толпы мастерового народа, мужчин и женщин».
Старый Казанский вокзал был упомянут Львом Толстым в романе «Воскресенье»: «Когда Нехлюдов приехал на вокзал, арестанты уже все сидели в вагонах за решетчатыми окнами. На платформе стояло несколько человек провожавших: их не подпускали к вагонам. Конвойные нынче были особенно озабочены. В пути от острога к вокзалу упало и умерло от удара... еще три человека... Всех вагонов было восемнадцать, и все, кроме вагона начальства, были битком набиты арестантами. Проходя мимо окон вагонов, Нехлюдов прислушивался к тому, что происходило в них. Во всех вагонах слышался звон цепей, суетня, говор, пересыпанный бессмысленным сквернословием... Речи касались больше мешков, воды для питья и выбора места».
Но вокзал мало того что неприглядно смотрелся – простой одноэтажный сарай, – так еще и не отвечал техническим требованиям.
Строительство нового вокзала поручили молодому, но уже отличившемуся архитектору Алексею Викторовичу Щусеву. Он предполагал поначалу сделать этакий вокзал-сказку. Художник Нестеров писал о том проекте: «Постройка будет украшением Москвы и могла бы быть не помехой и в Кремле Московском».
Но судьба распорядилась иначе. Началась Первая мировая война, и финансирование было приостановлено. А после революции «сказочный» проект пришлось и вовсе переделывать – в более строгий, аскетичный и экономичный.
Вокзал был выстроен лишь в 1926 году и, несмотря на смену «генеральной линии», пришелся москвичам по нраву. Анастасия Цветаева так писала о нем: «В каком году был построен в Москве Казанский вокзал? Любование москвичей грандиозным зрелищем широко раскинувшегося массива нового вокзала в восточном стиле, радостно для глаз украсившего площадь со скучным, казенным Николаевским (Петербургским) вокзалом и кустарно-русским Ярославским. Были теплые дни, флорентийская эмаль неба обводила новые очертания над площадью, и плыли над мавританскими крышами пышные, как сбитые сливки, московские облака...»
Особенно всех впечатлил ресторан. Ильф и Петров писали, что «весь Ярославский вокзал, с его псевдорусскими гребешками и геральдическими курочками, легко может поместиться в большом буфете-ресторане Рязанского вокзала».
Кроме того, «буфет» был шедевром искусства – его расписывали лучшие художники того времени.
Здесь частенько пьянствовал Сергей Есенин. Каждый раз порывался уехать на родину. Уговаривал своих приятелей и собутыльников: «Деньги на билеты туда, если скинуться, найдутся. До Рязани доедем. А от Рязани до Константинова каким образом будем добираться? Ну, это совсем пустое дело. На базаре в Рязани всегда найдется попутная телега до Константинова. И мужик с нас ничего не возьмет, потому что меня там каждый знает. Почтет за честь».
До дела, впрочем, доходило редко.
3. Офицерский магазин
Москва вовсю отстраивается. На месте уютных двухэтажных домиков с садиками и конюшнями стремительно вырастают многоэтажные дома со всеми удобствами и достижениями инженерно-коммунальной мысли. Одно из них – здание Экономического общества офицеров Московского округа, выстроенное в 1913 году на Воздвиженке по проекту архитектора Залесского.
Путеводитель по городу сообщал: «Новое 5-этажное, с мансардой и подвалом, здание построено специально для нужд Экономического общества и с таким расчетом, чтобы в трех нижних этажах размещались торговые помещения, вполне доступные для публики; причем в 1-м этаже помещаются: сапожный отдел, дорожных вещей, табачный, колониальный, мучной, гастрономический и винный; в отдельной 1-этажной с верхним светом пристройке – фруктовый и для дичи; во 2-м этаже – бельевой, хозяйственный, парфюмерный, писчебумажный и ковровый; в 3-м этаже – обмундировальный, офицерских вещей и закройные; кроме того, буфет с гостиной для публики; в 4-м этаже – конторские помещения и в задней части – портновские, офицерских вещей и сапожные; в мансарде – склады товаров; в подвале – расценочные, склады и винный погреб; в подвале под двором – раздевальная для служащих, транспортный отдел, холодильники и котельная».
Путеводитель скромничал – помимо перечисленных достижений цивилизации здесь использовалась огромная по тем временам редкость – централизованная система отопления. В этот магазин ходили словно на экскурсию.
4. Театральный музей
В Москве появилась новая, невиданная мода – купцы принялись передавать частные музеи государству. Одним из них стал Алексей Бахрушин, основатель Театрального музея. Ситуация усугублялась тем, что музей составлял единый архитектурный комплекс с жилым домом семейства Бахрушиных. Сын Алексея Александровича Юрий Бахрушин так описывал его: «Дом этот был воздвигнут рядом со старым зданием, в котором я родился, на месте знаменитых королевских садов, занимавших целый квартал. Сад этот был… с оранжереей, огородом, фруктовым садом, беседками, цветниками и прочими купеческими затеями, вызванными игнорированием дач и нелюбовью к передвижениям…
Помню процедуру топки печей и заправки керосиновых ламп, помню дворовых шавок Мухтара и Мушку, помню оказии к деду Носову – телефона тогда не было, и если надо было что-либо сообщить из Кожевников в Лефортово, то посылался посыльный с той или другой стороны. Затем в памяти постепенно возникают образы моей няньки Марии Ананьевны, толстой, неповоротливой старухи, дочери аракчеевского кантониста, кухарки Авдотьи Степановны, когда-то крепостной, жены бывшего николаевского солдата – севастопольского героя. Он был большой мастак сооружать мне игрушки и рассказывать необыкновенные вещи, но помню лишь, к сожалению, процесс рассказывания и слушания, но не содержание…
Вспоминаю еще съезд к отцу и матери гостей в субботу вечером и в воскресенье. Помню звонки в передней, которые меня всегда живо интересовали. В воскресенье я всегда пытался побежать и посмотреть, кто приехал, но меня не пускала нянька, так как парадная лестница была очень крутой и без перил».
И все это – бок о бок с музеем. Было толком непонятно, где заканчивается одно и начинается другое.
Тем не менее в 1913 году музей был передан государству. Уже упоминавшийся Юрий Бахрушин писал: «В три часа должно было начаться заседание, но уже с раннего утра в доме стоял дым коромыслом. Что-то еще раз протирали, чистили, подправляли. Отец страшно нервничал и волновался. Ему все казалось, что что-то произойдет такое, что сорвет заседание».
В результате вышло, что Алексей Александрович не прогадал. После революции он не был подвергнут репрессиям. Больше того – оставлен заведующим при бывшем своем собственном музее.
5. Лев Толстой работы Сергея Меркулова
Процветают новые искусства. Для художника и скульптора уже недостаточно визуального сходства с образцом. Работа должна иметь множество внутренних смыслов. Таков памятник Льву Толстому работы молодого скульптора Сергея Меркурова, завершенный в 1913 году.
Руки у памятника были, можно сказать, подлинные – скульптор использовал слепок с толстовских дланей, снятых им же сразу после смерти знаменитого писателя. В дело пошла и посмертная маска. В качестве материала был выбран розовый финляндский гранит, который Меркуров выбирал лично – ездил в Финляндию.
Сам Сергей Дмитриевич остался доволен работой. Он писал: «Мне кажется, что я открыл законы, которым подчиняются настоящие произведения искусства... В своих теориях зацепился кончиком за четвертое измерение... В статуе Толстого эти теории применялись бессознательно (интуитивно)».
Излагал и источники своего вдохновения: «Русская жизнь в те времена представлялась мне как большая степь, местами покрытая курганами. На курганах стояли большие каменные «бабы» из гранита – Пушкин, Толстой, Достоевский и другие. И время от времени этот, казалось, мертвый пейзаж потрясался грозой, громами, подземными толчками и землетрясениями. Я вспомнил слова Толстого: «Вот почему грядущая революция будет в России…» А на кургане в бескрайней степи стояла каменная «баба». От этого образа я не мог освободиться».
Сегодня памятник Толстому работы скульптора Меркурова стоит во дворе музея писателя на улице Пречистенке, и случайные экскурсанты даже не догадываются, сколько всего таит это произведение.
Такой была Москва 1913 года – жизнерадостной, гуляющей, роскошествующей, праздничной, безмятежной. Глупо задумываться о том, что было бы дальше, не случись в следующем году Первой мировой войны, результатом которой, собственно, и стала революция 1917 года. История, что называется, не имеет сослагательного наклонения. Но все равно заглянуть в Москву столетней давности – во многом поучительно.
