Богоугодные заведения в особняках
В конце сентября 1763 года в Москве по приказу Екатерины II был открыт Павловский госпиталь, который, по сути, был первой общедоступной российской больницей. С тех пор бесплатная медицина стала в Первопрестольной делом вполне обыденным.
1. Больница для всех
Обстоятельства открытия Павловского госпиталя (сегодня – Павловская больница) таковы. В 1762 году императрица с наследником Павлом прибыла в Москву. Неожиданно наследник «захворать изволили», но высокомудрые медики сумели его излечить. В память об этом событии Екатерина II издала указ об открытии в Первопрестольной больницы для бедных: «Просил Ее Императорское Величество любезный Ее Императорского Величества сын, цесаревич и великий князь Павел Петрович, чтобы Ее Императорское Величество позволили ему в Москве под его именем учредить свободную (бесплатную, общедоступную. – А.М.) больницу, к чему и способное место избрано близ Данилова монастыря – загородный дом Ее Императорского Величества генерал-кригскомиссара и генерал-прокурора Глебова, на что Ее Императорское Величество всемилостивейше соизволяет, повелевая сенату, упомянутого генерал-прокурора Глебова вышеозначенный двор со всяким строением и с принадлежащею к нему землею, без всякого изъятия, что ему по купчей следует, приняв, отдать в полное ведомство и диспозицию Ее Императорского Величества тайному действительному советнику и любезного Ее Императорского Величества сына обер-гофмейстеру Панину».
Под ее нужды пошла усадьба генерала Глебова – ее отобрали у бывшего владельца за долги. Больницу, разумеется, назвали в честь наследника. Кроме того, отчеканили памятную медаль с надписью: «Освобождаясь сам от болезней, о больных промышляет». Тогда же было выпущено объявление: «Неимущи люди мужеска и женска пола, как лекарствами и призрением, так пищею, платьем, бельем и всем прочим содержанием довольствованы будут из собственной, отложенной от Его Высочества суммы, не требуя от них платежа ни за что, как в продолжение болезни их там, так и по излечении».
Поначалу больница была образцовой. Но в XIX веке к ней стали предъявлять претензии. В частности, бытописатель Н. Скавронский сообщал: «Кстати, при речи о состоянии здоровья коснемся замоскворецких больниц. Их там четыре: Петропавловская, Голицынская, Городская и Горихвостовская для неизлечимых больных... С виду каждая из больниц – большое, чистое, разумеется, каменное здание, с садами и значительным пространством принадлежащей ему земли; такова особенно Петропавловская (альтернативное название Павловской больницы. – А.М.). По общим отзывам, в способах лечения во всех больницах царствует рутина, эта могучая царица всего богоспасаемого Замоскворечья. Что оставляют за границей, то тут часто только вводят, будто для опыта, если не годилось там, то не годится ли для русской натуры. Говорят, что она особенная! Прислуга крайне невежественна и груба... Больной, чтобы иметь право пользоваться ею, должен необходимо платить ей; выздоравливающий неминуемо тратит на пищу свои деньги. Вентиляции почти нет. Каминов – и слыхом не слыхать. Книг для чтения – нет. Назначены дни посещения, но трудно решить, почему оно не дозволено ежедневно. Погребения крайне небрежны: возят на полуразрушенных дрогах, кладут в едва сколоченные гроба. Больницы Замоскворечья, как и вообще наши больницы, стоят самым темным и пугающим призраком в глазах нашего народа. Только беспомощность и крайняя бедность принуждают обращаться к ним».
Но в начале XX века обстоятельства, похоже, несколько изменились. Один из врачей этой больницы – Григорий Иванович Смирнов – был московской знаменитостью. Современник так писал о нем: «Наряду с работой в больнице Григорий Иванович имел большую частную практику. Он очень любил детей, может быть, потому, что у него их не было. Поэтому перешел в детское инфекционное отделение больницы, где потом стал заведующим.
Дети, чувствуя глубокую любовь к ним Григория Ивановича, не оставались в долгу и по-своему выражали свою бесхитростную ответную любовь. Говорили, что утром, когда он входил в свое отделение, выздоравливающие дети, ласкаясь, буквально «облепляли» его. Каждый норовил о чем-то спросить и тут же получал ответ, нередко шутливый и всегда ласковый.
На улице Григорию Ивановичу приходилось почти все время здороваться, отвечая на приветствия прохожих – родителей его пациентов, самих пациентов или бывших пациентов. Зачастую его останавливали для получения врачебной консультации тут же, на улице. Он иногда шутливо говорил, что для быстроты уличного передвижения ему неплохо бы иметь шапку-невидимку».
Сейчас эта больница – современный медицинский центр, рассчитанный на 1000 пациентов и специализирующийся на лечении хронической сердечной недостаточности.
2. Памяти жены
Еще одна известная благотворительная больница была открыта графом Николаем Шереметевым. Это был странноприимный дом, посвященный памяти его безвременно ушедшей супруги – актрисы Параши Ковалёвой-Жемчуговой. Сам он так определял возможности этого учреждения: «Сто человек неимущих, обоего пола, престарелых и увечных, будут довольствуемы пищею, платьем и всякими потребностями. Пятьдесят человек, обоего пола, бедных, в больнице безденежно лечимы будут».
Со временем больница разрасталась и совершенствовалась. Пикантность ситуации в том, что рядом находился самый крупный из московских вещевых рынков – Сухаревский. В. Гиляровский писал: «Против роскошного дворца Шереметевской больницы вырастали сотни палаток, раскинутых за ночь на один только день. От рассвета до потемок колыхалось на площади море голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной в этом месте Садовой улицы. Толклось множество народа, у всякого была своя цель».
Впрочем, при советской власти рынок упразднили, а бывший странноприимный дом со временем превратился в одно из ведущих московских медицинских учреждений – НИИ скорой помощи имени Н.В. Склифосовского.
3 . Булгаков и санитария
Любопытна судьба дома № 42 на улице Мясницкой. Первоначально он принадлежал Барышниковым, а затем Степану Бегичеву. У него частенько останавливался Александр Грибоедов – он работал здесь над «Горем от ума». Одна из родственниц Бегичева писала в мемуарах: «Грибоедов продолжал отделывать свою комедию «Горе от ума» и, чтобы вернее схватить все оттенки московского общества, ездил на балы и обеды, до которых никогда не был охотник, а затем уединялся по целым дням в своем кабинете. Тогда по вечерам раздавались его чудные импровизации на рояли, и я, имея свободный доступ в его кабинет, заслушивалась их до поздней ночи. У меня сохранился сочиненный и написанный самим Грибоедовым вальс, который он передал мне в руки.
В этом же доме часто оживлял общество весельчак А. Верстовский, который тогда написал знаменитый свой романс «Черная шаль» и певал его с собственным выражением, своим небольшим баритоном, аккомпанируемый Грибоедовым. Остроумный и словоохотливый Денис Васильевич Давыдов сыпал острыми шутками и рассказами о былом».
Словом, Бегичев жил на широкую ногу: «при богатстве своей жены мог бы жить роскошно в Москве, но так как он, подобно другу своему Грибоедову, не любил светских удовольствий, то всю роскошь в его домашнем обиходе составляли гастрономические обеды и дорогие вина, которые так славились, что привлекали в дом его многих приятных собеседников».
Тем более странным было решение переделать дворянский особняк под благотворительную больницу для чернорабочих. Тем не менее в 1855 году это было проделано. В 1882 году при этой больнице окрыли Долгоруковское училище повивальных бабок, а после революции судьба осуществила свой очередной кульбит, в результате бывшая больница перепрофилировалась, став Институтом санпросвещения. Директором его была дама «из бывших» – С. Волконская. Под ее чутким руководством здесь ставили духоподъемные спектакли «Конец Андрея Ивановича», «Доктор Егор Кузнецов», «Люди в белых халатах», «Цианистый калий» и «Почему у вас нет детей». А консультантом по литературно-репертуарной части был начинающий тогда писатель Михаил Булгаков.
Один из современников писал: «Встречал М.А. в Институте санитарной культуры – теперь это Институт санитарного просвещения, на Мясницкой улице – теперь улица Кирова, д. 42. Здание это, между прочим, состоит под особой охраной Комитета охраны памятников старины и искусства: там два-три зала, особенно бальный зал, прекрасной художественной лепки. Институт был основан в 1929 году. Директор и основатель его, Софья Николаевна Волконская, организовала при нем санитарно-просветительный театр, с привлечением первоклассного режиссера из театра Вахтангова и хороших молодых актеров. Мероприятие это оказалось слишком дорогим для театра, и от него через полтора-два года пришлось отказаться. Булгаков играл там роль, которую можно определить как консультант по литературно-репертуарной части. Помню его заключение по двум пьесам: посвященным Пастеру, его борьбе за прививки против бешенства, за другие открытия».
Впрочем, сам Михаил Афанасьевич относился к этой своей роли философски.
4. Монастырь-лечебница
Одной из самых знаменитых в Москве была Марфо-Мариинская обитель, по сути, благотворительная больница для нуждающихся. Она была учреждена великой княгиней Елизаветой Федоровной Романовой после того, как ее мужа – московского генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича – буквально разорвало в Кремле бомбой фанатика Каляева.
Храм делал архитектор А.В. Щусев, а расписывал его художник М.В. Нестеров. Игорь Грабарь писал: «Работая над Марфо-Мариинской обителью, Щусев вдохновлялся прекрасной гладью стен новгородских и псковских памятников, лишенных всякого убора и воздействующих на чувство зрителя только гармонией объемов и их взаимосвязью... Навеянная воспоминаниями о Пскове, эта постройка производит впечатление вдохновенного сонета, сложенного поэтом-зодчим его любимому Пскову. Она также не простое повторение или подражание, а чисто щусевское создание, выполненное с изумительным чувством такта и тончайшим вкусом».
Великая княгиня не жалела средств.
О больнице же она писала императору: «Дорогой Ники!.. В двух словах о том, как проходит наш день: утром мы вместе молимся, одна из сестер читает в церкви в полвосьмого; в восемь часы и обедня, кто свободен, идет на службу, остальные же ухаживают за больными, или шьют, или еще что... У нас немного больных, так как мы берем пациентов, чтобы на практике учиться лечить разные случаи, о которых идет речь в лекциях докторов, и для начала взяли только легких, сейчас уже все более и более трудные, но, слава Богу, больница наша просторная, светлая, сестры очень преданы своему делу, больные прекрасно идут на поправку. В полпервого сестры во главе с госпожой Гордеевой садятся обедать, а я ем у себя одна – это мне по душе, и, кроме того, я нахожу, что, несмотря на общежитие, некоторая дистанция все же должна быть. В посты, по средам и пятницам у нас подается постное, в другое время сестры едят мясо, молоко, яйца и т.д. Я уже несколько лет не ем мяса, как ты знаешь, у меня все тот же вегетарианский режим, но те, кто к этому не привык, должны есть мясо, особенно при тяжелой работе».
Что ж, вполне комфортные условия и для пациентов, и для персонала.
5. Достоевский в больнице
Федор Михайлович Достоевский родился в известной московской больнице – Мариинской, предназначенной для людей неимущих и часто без определенного места жительства. Денег с клиентов здесь, конечно, не брали. В эту больницу доктор Михаил Достоевский, отец будущего писателя, поступил в 1821 году. Здесь же он и проживал.
После революции больница продолжила свое существование. Юрий Трифонов писал в повести «Студенты»: «Все окна корпусов больницы были освещены, и желтые полосы лежали на утоптанном дворовом снегу. Вадим сразу не нашел ворот и долго плутал по больничным дворам, которые соединялись один с другим. В одном дворе он увидел высокий темный памятник. «Кому это?» – вяло, точно в дремоте, подумал Вадим и подошел. Он узнал большелобое угрюмое лицо Достоевского. Ах, да! Ведь Достоевский родился и жил в этом больничном доме. Здесь где-то и музей его. Больница, приемный покой, памятник больному русскому писателю... Все это похоже на сон».
