«Cтеклянные огромные клетки и много белокурых женщин…»

«Cтеклянные огромные клетки и много белокурых женщин…»

«Cтеклянные огромные клетки и много белокурых женщин…»

1. Наркоминдел

Народный комиссариат внутренних дел располагался на Кузнецком Мосту, на пересечении с улицей Лубянкой. Это здание было построено в 1906 году по проекту архитекторов Л. Бенуа и А. Гунста для Первого Российского страхового общества. Поначалу оно использовалось одновременно и как жилое, и как общественное. Здесь, в частности, располагалась знаменитая «Фототипия Фишера» – выражаясь современным языком, фотографическое ателье. Тут же проживал известный художник-гравер Иван Павлов. Он вошел в историю своими видами Москвы.

Тут же устраивались и художественные выставки. Сенсацией стала «персоналка» Михаила Нестерова, развернутая в 1907 году. Сам художник так описывал ее: «Выставка «для избранных» открылась 14-го. Было немного, но купили в этот день более чем на 1000 рублей. На другой день (15-го) выставка была открыта для публики, которая идет довольно охотно, за шесть дней перебывало до 1500 человек, почти вдвое более того, что за первые дни в Питере… Продано по сей день двенадцать вещей – на 5000 рублей. В общем, перевалило за 20 000 рублей. Из восьмидесяти четырех вещей осталось на руках шесть, а впереди еще три недели. Газеты хвалят: «Московские ведомости» посвятили фельетон черносотенных похвал. «Русское слово» (левое) большую статью, и довольно недурную.

Ходит на выставку много молодежи… студентов, курсисток и т.п. Черносотенцы читают о «Св. Руси» «рефераты».

Третьяковская галерея выставку прошла молчанием (есть слухи, что из-за «Дмитрия Царевича» перегрызлись Серов с Остроуховым)».

Художественная жизнь того времени была далека от идеала.

После революции в здании разместился Наркоминдел. Возглавлял его нарком Чичерин – человек высокообразованный и с завидной родословной. Современники оставили воспоминания – дескать, Чичерин очень раздражался, когда его, выпускника Петербургского университета, правил Сталин, столь блестящего образования не получивший. Разворачивая документы с пометками вождя, Чичерин обычно приговаривал: «Так, посмотрим, что тут нам прислали из шашлычной».

Перед входом же в здание стоит один из самых необычных памятников города Москвы. Он изображает Вацлава Воровского, убитого в Лозанне. Но сама фигура более чем странная. Существует такое мнение: дескать, в скульптурной мастерской было довольно жарко, за восковой моделью не уследили, она за ночь просела, но, поскольку дата открытия памятника была уже определена, решили отливать его из того, что есть. По другой версии, скульптор изобразил Воровского в момент выстрела. Но вероятнее всего виною был непрофессионализм скульптора Каца. Он, собственно говоря, и не был профессиональным скульптором. Кац служил в наркомате и всего-навсего увлекался лепкой как любитель. Но так как он состоял в дружбе с Воровским, именно ему и отдали почетный заказ.

В 1924 году памятник был торжественно открыт. Для этого в спешном порядке разобрали Введенскую церковь, стоявшую здесь ранее. Уже упоминавшийся Чичерин произнес торжественную речь: «Этот памятник – продукт самих сотрудников Наркоминдела, увековечивающих память одного из лучших работников нашего комиссариата, советского правительства и нашей партии... Трудящиеся массы Москвы показывают всему миру, что его трагическая гибель была не напрасна, что живет дело, за которое пал товарищ Воровский».

После чего последовал парад трудящихся.

2. Наркомпочтель

С помощью этого забавного слова сокращали Народный комиссариат почт и телеграфов. А располагался он в здании новенького Центрального телеграфа, украсившего улицу Тверскую в 1927 году (архитектор И.И. Рерберг). Появление этого здания было событием так называемой «новой Москвы». Поэт Н. Асеев даже посвятил ему стихотворение:

Из-под грохотания и рева,

на углу Тверской и Огарева...

Это – с облаками заиграв, –

вырастает новый телеграф.

Здание строилось на месте корпусов страхового общества «Россия». Один из современников описывал его так: «Как-то раз я зашел... в подвал под телеграфом. Огромный, с многочисленными переходами и закоулками, он напоминал катакомбы... Закутки подвала оказались обставленными с известным комфортом, попадались золоченые кресла, вазы, ковры, картины. Были сложены даже печи из кирпича, где в никелированной посуде из ресторанов варили обед. Шла игра в карты».

Еще ранее, до революции здесь располагалось заведение сомнительного профиля. Илья Шнейдер писал: «На углу Тверской и Газетного переулка, где теперь возвышается здание Главного телеграфа, на крышу убогого крыльца была водружена неуклюжая мельница с медленно вращавшимися крыльями, на которых вечерами горели редкие красные лампочки. Театр носил название «Красная мельница», заимствованное у известного парижского кафе-шантана «Мулен Руж».

Было понятно, что такой анклав нельзя пускать в светлое будущее. Так и появился новый телеграф. При этом перед авторами ставилась вполне определенная задача: «Выявить при обработке фасадов не только производственный и общественный характер здания телеграфа и радиоузла, но и придать ему монументальность, соответствующую городу Москве как столице СССР».

Задача, разумеется, была успешно выполнена.

Кстати, именно отсюда 22 июня 1941 года было передано сообщение о вторжении гитлеровских войск на территорию СССР.

3. Наркомздрав

Наркомздрав располагался на углу Неглинной улицы и Рахмановского переулка. Это здание было построено в 1924 году – уже под нужды Наркомата здравоохранения. Деятельность его была весьма широкой. В частности, здесь проводились всевозможные выставки на «профильные» темы. Один из современников описывал такую экспозицию: «Я сам видел мощи Виленских мучеников (Антония, Иоанна и Евстафия). Они были выставлены в Москве… в помещении Наркомздрава – в стеклянном ящике.

Впечатление они производят страшное.

Перед вами картина неполного тления.

Почти вся кожа тела цела: она серовато-желтого цвета, словно пергамент, тесно обтягивающий кости скелета.

Но лица почти обнажены: оскалены зубы, зияют пустые впадины глаз.

Явственно видны следы мучений, которым некогда подвергались эти христиане, – вывихнуты ступни ног, видна рана от меча, против сердца у одного из них.

Рядом с гробницей положены трупы некоторых животных – и дана научная заметка о естественности засыхания тела при известных условиях в почве (мумифицирование).

Проф. Кузнецов, желая успокоить волнение верующих, читал по этому поводу в Москве публичные лекции».

Отдаленность от проблем политики создавала здесь иллюзию свободы. В частности, в мае 1945 года специальные агенты получили актуальное задание – проследить за разговорами сотрудников этого учреждения. Результаты получились самые ошеломляющие: «В Наркомздраве СССР среди многих сотрудников ведутся разговоры о неизбежности войны с Японией. Зам. начальника Главснабсбыта т. Серегина считает, что «поскольку нам нужно вернуть Маньчжурию, Порт-Артур и, кроме того, нужно иметь равный голос среди других держав при решении дальневосточных проблем, мы примем непосредственное участие в войне с Японией». Иной точки зрения придерживаются тт. Иванов и Лебедева. Они полагают, что «Япония согласится принять все требования, лишь бы не иметь четвертого сильного противника».

Вопросы, связанные с международным положением, задаются такие: «Будет ли война с Японией? Перебрасываются ли наши войска на Дальний Восток? Как скоро будет производиться демобилизация из рядов Красной Армии? Как наше правительство поступит с немецкими военнопленными? Заставит ли их работать у нас или возвратит в Германию? Будут ли захваченные трофеи Красной Армии распределяться между союзными странами или останутся за нами? Что известно о Гитлере? Действительно ли он покончил с собой? Можно ли рассчитывать на успешное решение послевоенных проблем на конференции в Сан-Франциско?»

Впрочем, особенных репрессий не последовало – страна праздновала Победу.

4. Наркомтяж

Народный комиссариат тяжелой промышленности располагался в очень интересном здании. Оно было построено в 1913 году на нынешней Славянской площади по проекту архитектора И. Кузнецова и сразу получило название Нового делового двора. Идеология использовалась американская. То есть именно так – с большими окнами, длинными коридорами и просторными кабинетами – строили в те времена офисные здания в Американских Штатах.

Это здание вошло в литературу – здесь развивалась драма Варфоломея Петровича Короткова из булгаковской повести «Дьяволиада»: «Короткову повезло. Трамвай в ту же минуту поравнялся с Альпийской Розой. Удачно прыгнув, Коротков понесся вперед, стукаясь то о тормозное колесо, то о мешки на спинах. Надежда обжигала его сердце. Мотоциклетка почему-то задержалась и теперь тарахтела впереди трамвая, и Коротков то терял из глаз, то вновь обретал квадратную спину в туче синего дыма. Минут пять Короткова колотило и мяло на площадке, наконец у серого здания Центроснаба мотоциклетка стала. Квадратное тело закрылось прохожими и исчезло. Коротков на ходу вырвался из трамвая, повернулся по оси, упал, ушиб колено, поднял кепку и под носом автомобиля поспешил в вестибюль.

Покрывая полы мокрыми пятнами, десятки людей шли навстречу Короткову или обгоняли его. Квадратная спина мелькнула на втором марше лестницы, и, задыхаясь, он поспешил за ней. Кальсонер поднимался со странной, неестественной скоростью, и у Короткова сжималось сердце при мысли, что он упустит его. Так и случилось. На 5-й площадке, когда делопроизводитель совершенно обессилел, спина растворилась в гуще физиономий, шапок и портфелей. Как молния, Коротков взлетел на площадку и секунду колебался перед дверью, на которой было две надписи. Одна – золотая по зеленому с твердым знаком «Дортуар пепиньерок», другая – черным по белому без твердого «Начканцуправделснаб». Наудачу Коротков устремился в эти двери и увидал стеклянные огромные клетки и много белокурых женщин, бегавших между ними. Коротков открыл первую стеклянную перегородку и увидел за нею какого-то человека в синем костюме. Он лежал на столе и весело смеялся в телефон. Во втором отделении на столе было полное собрание сочинений Шеллера-Михайлова, а возле собрания неизвестная пожилая женщина в платке взвешивала на весах сушеную и дурно пахнущую рыбу. В третьем царил дробный непрерывный грохот и звоночки – там за шестью машинами писали и смеялись шесть светлых мелкозубых женщин. За последней перегородкой открывалось большое пространство с пухлыми колоннами. Невыносимый треск машин стоял в воздухе, и виднелась масса голов – женских и мужских, но кальсонеровой среди них не было».

Американская система не давала результатов на земле московской.

5. Наркомзем

Наркомат земледелия располагался на Садовом кольце по адресу: Орликов переулок, дом 1/11. Это здание было построено в 1933 году по проекту архитектора А.В. Щусева – специально с целью разместить здесь наркомат. Здание вышло солидным, выполненным в конструктивизме, с ленточными окнами и круглой башенкой, но при этом облицованное розовым армянским туфом.

Впрочем, сам Наркомзем не всегда был на высоте. Наркомзем СССР не справился со своими задачами. Нарком Рабоче-крестьянской инспекции Ян Рудзутак возмущался: «Наркомзем СССР не справился со своими задачами… Двумястами тысячами колхозов нужно руководить, им нужно оказывать повседневную агрономическую помощь, их нужно тянуть на буксире от самой низкой, отсталой, почти средневековой технической базы, какой была база мелкого единоличного хозяйства, на современную техническую базу, чтобы превратить наше сельское хозяйство из самого отсталого участка народного хозяйства в передовое, поднять его на уровень современного индустриального хозяйства... К сожалению, союзный Наркомзем и его местные органы очень слабо справляются с этой основной задачей».

После подобных выступлений, разумеется, следовали реформы и репрессии, но они далеко не всегда достигали желаемого результата.

Теги: #