«Архивны юноши толпою На Таню чопорно глядят»

1. Поклонная гора

Итак, возок Татьяны приближается к Москве. Он проезжает мимо известного Петровского замка – места, откуда Наполеон, покидая непокоренный город, смотрел на гигантский пожар. Это дает автору повод вспомнить другое московское место – Поклонную гору:

Напрасно ждал Наполеон,

Последним счастьем упоенный,

Москвы коленопреклоненной

С ключами старого Кремля:

Нет, не пошла Москва моя

К нему с повинной головою.

Не праздник, не приемный дар,

Она готовила пожар

Нетерпеливому герою.

Поклонная гора названа так потому, что здесь в Средневековье было принято встречать послов западных стран в Московии. Послов встречали, разумеется, с поклонами. Это, во всяком случае, одна из версий.

В 1812 году тут ненадолго разместился французский император Наполеон Бонапарт. Именно здесь он дожидался символических ключей от города, который должен был сдаться на милость победителя. Вместо ключей агрессор, как известно, получил шиш с маслом, сожженную Москву и триумфальное вхождение русских войск в Париж. С этого момента Поклонная гора приобрела новый смысл. Она стала одним из памятников русской воинской славы.

А потом произошло еще одно весьма серьезное событие, о котором, собственно, и речь. Советские войска при содействии союзнических армий одержали победу над войсками фашистской Германии. В память об этом событии на Поклонной горе, уже являвшейся символом воинской славы, был сооружен мемориальный комплекс.

По сути, той Поклонной горы, на которой Наполеон ждал ключей от Москвы, уже нет. Ее срыли в 1929–1932 годы, когда здесь прокладывали трамвайные рельсы. Увы, трамвай – транспорт не горный. Если бы Поклонную оставили, то трамвай просто не поехал бы. Но масштабность мемориальных сооружений, ныне украшающих бывшую гору, возводит это место в статус достопримечательности.

Первый конкурс на проект памятника в честь Победы на Поклонной горе был объявлен в 1942 году.

23 февраля 1958 года на Поклонной горе был установлен закладной камень с надписью: «Здесь будет сооружен памятник Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».

В начале 80-х появился проект, созданный авторским коллективом под руководством скульптора Н.В. Томского.

Газета «Известия» писала: «Памятник из красного гранита будет представлять собой многофигурную композицию, раскрывающую тему «Народ-победитель». По замыслу авторов, он должен олицетворять единение и сплоченность советского народа, который под руководством Коммунистической партии встал на защиту нашей многонациональной Родины и победил.

Осененные ленинским знаменем, шагают в общем строю бойцы и партизаны, рабочие и крестьяне, представители интеллигенции – великие и скромные труженики войны, все те, кто самоотверженно и мужественно, каждый на своем посту, сражался и работал во имя Победы. Словно главы книги о войне, встанут скульптурно-архитектурные композиции. Они расскажут о наиболее крупных сражениях, создадут образы их героев – людей, шагнувших в бессмертие».

Андрей Вознесенский говорил об этом памятнике уже в конце 80-х: «Мы все ездили по Кутузовскому проспекту мимо снесенной Поклонной горы и вывороченного парка. Там идет строительство монумента Победы. Это стоит 130 млн рублей. Когда строили в честь победы над Наполеоном храм Христа Спасителя, весь народ пожертвованиями участвовал в его строительстве, и Герцен восхищался его первым проектом. Мы же поразительно равнодушны. Мы даже отработали субботник, но нам все равно, что будут строить, будто Москва не наша. И вот сейчас – по новым веяниям – проект выставлен на обсуждение возле Крымского моста. Сходите туда! Я вчера туда ездил. Проект представляет собой уродливый столб высотой в 70 метров, т.е. 30-этажный дом. Это гранитное знамя, которое, кажется, вот-вот раздавит группку людей под ним. Это один из самых уродливых и бездарных памятников в мире. На фоне неба даже красный гранит силуэтно смотрится как черный – я, как учившийся архитектуре, знаю, – и на въезде в Москву будет пугать всех гигантское черное знамя. Ужас какой-то...»

В результате в 9 Мая 1995 года на Поклонной горе был открыт обелиск «Богиня Победы» работы скульптора Зураба Церетели высотой 142 метра.

2. Тверская улица

По этой улице хрестоматийный возок ехал в сторону центра Москвы.

Пошел! Уже столпы заставы

Белеют; вот уж по Тверской

Возок несется чрез ухабы.

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды…

«Столпы заставы» уже давно не существуют – так Пушкин назвал кордегардии, обозначавшие въезд в город рядом с нынешним Белорусским вокзалам. Им, кстати, посчастливилось участвовать еще в одном произведении того же автора – «Дорожные жалобы»:

Иль чума меня подцепит,

Иль мороз окостенит,

Иль мне в лоб шлагбаум влепит

Непроворный инвалид.

У шлагбаума действительно стояли инвалиды – так в России называли отставных солдат. При этом солдаты вовсе не были увечными.

Упоминания об улице Тверской датируются XII веком. В XIV веке от Кремля в Тверь проходила Тверская дорога. Кстати, именно здесь была проложена первая деревянная мостовая. В XVIII веке Тверская стала началом дороги в новую российскую столицу – Санкт-Петербург. Будучи самой оживленной и старинной, она считалась главной дорогой Москвы. Впоследствии по Тверской улице впервые была пущена конка, именно эту улицу первой осветили электричеством.

3. Английский клуб

Балконы, львы на воротах

И стаи галок на крестах.

Если до этого впечатления Татьяны были, скажем, нарицательными (невозможно опознать конкретный сад или же конкретного бухарца), то «львы на воротах» являются достопримечательностью вполне определенной – они до сих пор украшают ворота бывшего Английского клуба, или, как в то время говорили, клоба. Александр Сергеевич состоял его членом и охотно проводил за его стенами свой досуг.

Этот клуб упоминается и в «Путешествии Онегина» – своего рода приложении к роману:

Москва Онегина встречает

Своей спесивой суетой,

Своими девами прельщает,

Стерляжьей потчует ухой,

В палате Английского клоба

(Народных заседаний проба),

Безмолвно в думу погружен,

О кашах пренья слышит он.

Очевидно, этот клуб немало значил для поэта. Действительно, условия здесь были райские. С.П. Жихарев с восхищением писал: «Какой дом! Какая услуга! – чудо! – Спрашивай, чего хочешь, все есть и все недорого. Клуб выписывает все журналы, все газеты, русские и иностранные, а для чтения есть особая комната, в которой не позволяется мешать читающим. Не хочешь читать – играй в карты, в бильярд, в шахматы; не любишь карт и бильярда – разговаривай, всякий может найти себе собеседника по душе и по мысли».

Но все это, конечно, не для каждого желающего. Стать членом Английского клуба было не так просто. Впрочем, побывать здесь мог практически любой. М.Н. Загоскин раскрыл одну из тайн этого заведения: «Каждый из членов Английского клуба может записывать гостем всякого иногороднего и даже московского жителя, если только он не служит и не имеет собственного дома, но этим правом д|олжно пользоваться с большою осторожностию. Ваш гость может требовать все, что ему угодно: кушать устрицы, разварных стерлядей, пить шампанское и сверх того проиграть несколько тысяч рублей, не заплатя за все это ни копейки; от него ничего не потребуют, ему даже не намекнут, что в Английском клубе едят и пьют за деньги, а на мелок никогда не играют; он, как гость, не обязан этого знать; за все будет отвечать тот член, которым он записан».

Стол же был и впрямь великолепен. Его описывал Владимир Гиляровский: «К шести часам в такие праздники обжорства Английский клуб был полон. Старики, молодежь, мундиры, фраки...

– Сезон блюсти надо, – говаривал старшина по хозяйственной части П.И. Шаблыкин, великий гурман, проевший все свои дома. – Сезон блюсти надо, чтобы все было в свое время. Когда устрицы флексбургские, когда остендские, а когда крымские. Когда лососина, когда семга... Мартовский белорыбий балычок со свежими огурчиками в августе не подашь!

Все это у П.И. Шаблыкина было к сезону – ничего не пропустит. А когда, бывало, к Новому году с Урала везут багряную икру зернистую и рыбу – первым делом ее пробуют в Английском клубе.

Настойки тоже по сезону: на почках березовых, на почках черносмородинных, на травах, на листьях – и воды разные шипучие – секрет клуба...

Но вот часы в залах, одни за другими, бьют шесть. Двери в большую гостиную отворяются, голоса смолкают, начинается шарканье, звон шпор... Толпы окружают закусочный стол. Пьют «под селедочку», «под парную белужью икорку», «под греночки с мозгами» и т.д.».

Но Татьяна, разумеется, подобными вещами интересоваться не могла.

4. Страстной монастырь

Впрочем, нетрудно догадаться, что и под монастырями подразумевался один-единственный – Страстной. Больше на Тверской их просто не было.

Местоположение обязывало – монастырь никак нельзя было назвать уединенным. Еще во времена Евгения Онегина у его главного фасада действовал один из самых бойких рынков города. Он был преимущественно продуктовым, но при желании там можно было прикупить и всякую хозяйственную мелочь.

– Пышки, пышки, подходите, ребятишки, подтяните штанишки, – кричал какой-нибудь подвыпивший торговец, нисколько не смущаясь тем, что рядом, в нескольких буквально метрах, находится высокочтимая святыня – голова святой великомученицы Анастасии Узорешительницы в специальном ковчеге.

Впрочем, торговали и в монастыре, во-первых, конечно, просфорами. Эти просфоры славились на всю Москву своим отменным качеством и вкусом. Покупатели стремились совместить приятное с полезным – и причаститься Тела Христова, и насладиться аппетитным хлебобулочным изделием.

Но только просфорами дело не ограничивалось. Окрестные жители приобретали у монашек различные товары, нужные в домашнем обиходе. Анастасия Цветаева вспоминала о детских посещениях монастыря: «За руку с мамой я вхожу в Страстной девичий монастырь… Широкие серые каменные плиты. Прохлада. Тишина. Высокие потолки… Мы идем к монашенке по делу. Что-то о белье».

А в пристроечке у монастырской стены было единственное в городе «депо пиявок». «На окнах стояли на утеху гуляющих детей огромные аквариумы с пиявками разных размеров, – писал Гиляровский. – Пиявки получались откуда-то с юга и в «депо» приобретались для больниц, фельдшеров и захолустных цирюлен, где еще парикмахеры ставили пиявки».

При монастыре действовала Ксениевская церковно-приходская школа, рассчитанная на полсотни школьниц. А еще он славился своими девушками-певчими. Там даже действовало нечто вроде консультационной службы – сестры постоянно разъезжали по обителям России, чтобы налаживать там стройное пение хора.

Конечно, если бы этот монастырь стоял где-нибудь в дальнем Подмосковье, то жил бы он своей тихонькой жизнью, монахини разводили бы капусту и редиску, их участие в общественной жизни окрестностей закончилось бы еще в Средние века, когда монастыри служили оборонительными крепостями.

Впрочем, оборонительная роль Страстного проявлялась даже в прошлом веке. Для подавления декабрьского восстания 1905 года на монастырской колокольне был установлен пулемет.

– Матушки-и мои! – причитала героиня одного рассказа А. Серафимовича. – Народу-ти наваляли-и… конца-краю нету!.. Вся Тверская черна, один на одном лежат, как тараканы… Со Штрашного монастыря содют из пушек…

Но это было все же исключением из монастырских правил.

5. Архив Министерства иностранных дел

Архивны юноши толпою

На Таню чопорно глядят

И про нее между собою

Неблагосклонно говорят.

И еще одно немаловажное пояснение. «Архивны юноши», оценивающие Татьяну на «ярмарке невест», – служащие архива Министерства иностранных дел, располагавшегося на месте нынешней Российской государственной библиотеки. Это была классическая золотая молодежь – отпрыски влиятельных вельмож, определенных туда по великому блату. Для молодой провинциалки – партия самая что ни на есть блистательная.