Музейная империя

1. Для великого народа

Московская городская Дума еще в апреле 1874 года подарила для музея участок земли на Красной площади, на месте здания Земского приказа. По итогам конкурса на проектирование здания музея предпочтение было отдано работе известного архитектора В.О. Шервуда и инженера А.А. Семёнова. Среди нескольких проектов выбрали именно этот: выполненный в русском стиле, с множеством кокошников, башенок, гирек и других традиционных украшений.

Академик, историк и публицист Константин Николаевич Бестужев-Рюмин, один из организаторов музея, уверял: «Народ, желающий быть великим народом, должен знать свою историю. Велик только тот народ, который ясно сознает свое историческое призвание... Музей – одно из самых могущественных средств к достижению народного самосознания – высшей цели исторической науки».

Путешествие по музею завораживает. На что только здесь не насмотришься, чему только не подивишься. Древние мечи, кафтаны, чарки, украшения, принадлежавшие русским царям.

В зале «Ремесло и торговля в XVI– XVII веках» есть кубок-шутиха – тот, кто рискнет из него выпить, обязательно весь обольется. Этот кубок подавали припозднившимся гостям.

Там же – любопытнейшие записные книжки купцов Кошкиных. И среди них весьма подробный русско-шведский разговорник, составленный одним из купцов. Его можно понять, так как в то время словарей в продаже не было, а торговать со шведами было очень даже выгодно.

В зале «Государев двор и государственное управление России в XVI– XVII веках» – скромная чарочка. Даже не верится, что из нее пил Борис Годунов, возможно, прямо перед прочтением ему смертного приговора.

В зале «Русская культура XVI–XVII веков» – личный глобус Петра I. Этот экспонат, напротив, впечатляет: медный, в резной деревянной оправе и «царских» размеров. Этот глобус (в то время говорили – глебус) выполнили голландские мастера фирмы Блау по заказу шведского короля Карла XI. Но пока шли работы, заказчик скончался, а его наследник, Карл XII, отказался выкупить заказ. Тогда глобус приобрел Петр Великий.

В основе этого музея лежит дореволюционная коллекция, собранная еще при его первом директоре – легендарном историке и краеведе Иване Забелине. Коллекция музея за 130-летнюю историю насчитывает 5 млн музейных предметов, 14 млн листов документальных материалов – это 1/12 часть Государственного фонда РФ.

А в 1910 году в Исторический музей явился неизвестный. Он предложил часы с вензелем Николая I и запросил за них 2000 рублей. На вопрос, почему же так дорого, неизвестный откинул крышку этих часов… и все увидели портрет Натальи Николаевны, жены поэта Пушкина.

Неизвестный объяснил, что его дед, служивший при Николае I камердинером, знал секрет этих часов, а когда царь скончался, незаметно прихватил их, «чтобы не было неловкости в семье».

А неловкость-то вполне могла возникнуть. Дело в том, что император был влюблен в жену русского поэта. Не исключено, что именно его усилиями и была подстроена дуэль, на которой Пушкин был смертельно ранен. Ведь Николаю было бы удобнее встречаться с нею, если бы она находилась в положении вдовы, а не замужней женщины. Так, по крайней мере, судачили в светских салонах.

Естественно, что император всячески скрывал свои пылкие чувства к Натали Пушкиной, камердинер поступил как настоящий преданный слуга.

2. Волшебные ворота

В ведении Государственного исторического музея состоят и примыкающие к ним Воскресенские, или же Иверские, ворота. Они были построены в 1680 году, в 1931 году разрушены, а к 850-летнему юбилею столицы отстроены вновь. В XVIII веке перед воротами построили часовню иконы Иверской Божией Матери – впоследствии ее снесли, а затем восстановили.

Сама же чудотворная икона была прислана в 1648 году афонскими монахами. Этот образ был одним из самых почитаемых в Москве. Даже известный критик всего русского маркиз де Кюстин изумлялся: «Над двухпроездными воротами помещается икона Божией Матери, написанная в греческом стиле и почитаемая всеми жителями Москвы. Я заметил, что все, кто проходит мимо этой иконы, – господа и крестьяне, светские дамы, мещане и военные – кланяются ей и многократно осеняют себя крестом; многие, не довольствуясь этой данью почтения, останавливаются. Хорошо одетые женщины склоняются перед чудотворной Божьей Матерью до земли, даже в знак смирения касаясь лбом мостовой; мужчины, тоже не принадлежащие к низшим сословиям, опускаются на колени и крестятся без устали; все эти действия совершаются посреди улицы с проворством и беззаботностью».

Писатель Серебряного века Борис Константинович Зайцев так описывал эту святыню: «Анна Дмитриевна подошла к Иверской, знаменитому палладиуму Москвы – часовне, видевшей на своих ступенях и царей, и нищих. Купив свечку, взошла, зажгла ее и поставила перед Ликом Богородицы, мягко сиявшим в золотых ризах. Кругом – захудалые старушки, бабы из деревень; ходил монах в черной скуфейке. Плакали, вздыхали, охали. Ближе к стене музея занимали места те, кто устраивался на ночь. Ночевали здесь по обету, чтобы три или десять раз встретить ту икону Богоматери, которую возят по домам и которая возвращается поздно ночью. Здесь служится молебен. И невесты, желающие доброй жизни в замужестве, матери, у которых больны дети, жены, неладно живущие с мужьями, мерзнут здесь зимними ночами».

Антон Павлович Чехов поражался: «Знаете, Москва – самый характерный город. В ней все неожиданно. Выходим мы как-то утром из «Большого Московского». Это было после длинного и веселого ужина. Вдруг Саблин тащит меня к Иверской, здесь же, напротив. Вынимает пригоршню меди и начинает оделять нищих – их там десятки. Сунет копеечку и бормочет: «О здравии раба Божия Михаила». Это его Михаилом зовут. И опять: «Раба Божия Михаила, раба Божия Михаила…» А сам в Бога не верит… Чудак…»

Икона и вправду творила с людьми чудеса.

А еще 100 лет тому назад был замечательный обычай – перед самыми экзаменами сюда съезжались помолиться гимназисты и студенты. Считалось, что икона помогает хорошо сдать сессию.

Иверскую икону регулярно (чаще ночью, но случалось, что и днем) выносили из часовни и возили по Москве для тех, кто был не в состоянии лично доехать до часовни. А на ее место ставили так называемую «заместительницу» – список с Иверской Богоматери. Не оставлять же часовню пустой.

«Поднятие иконы» (так официально назывался этот ритуал) вошло в московский фольклор, непонятный жителям иного города. «Не миновать – Иверскую поднимать» – так говорили в случае, когда какое-нибудь дело принимало скверный оборот. Подобным замечанием, но ироничным «Иверскую поднимают» – сопровождался и визит какой-нибудь чиновной шишки, редко одаряющей своим присутствием.

Впрочем, не всегда икону привозили по печальным поводам. Она могла приехать на новоселье, крещение, к свадьбе. Многие москвичи старались принимать икону вне зависимости от печальных или радостных событий.

Как-то раз на освящении дома актера Садовского монахи не выдержали и начали хохотать. Оказывается, тайком от монастырского начальства они неоднократно бегали в театр, а во время молебна все время вспоминали лицедея во всяческих комических ролях.

Разумеется, монахи получили наказание, ведь им было строжайшим образом запрещено присутствовать на светских развлечениях – в театре особенно. А в этом случае их тайный «грех» делался явным.

3. Последнее пристанище юродивого

Филиалом Исторического музея является и Покровский собор, он же храм Василия Блаженного. Второе название – в честь знаменитого московского святого, к которому прислушивался сам царь Иван Грозный. Храм вышел на славу – его хвалил даже маркиз де Кюстин. Правда, не без оговорок: «Теперь он был прямо передо мной, но какое разочарование! Множество луковиц-куполов, среди которых не найти двух одинаковых, блюдо с фруктами, дельфтская фаянсовая ваза, полная ананасов, в каждый из которых воткнут золотой крест, колоссальная гора кристаллов – все это еще не составляет памятника архитектуры; увиденная с близкого расстояния, церковь эта сильно проигрывает. Как почти все русские храмы, она невелика. Бесформенная ее колокольня хороша только издали, а неизъяснимая пестрота скоро наскучивает внимательному наблюдателю; довольно красивая лестница ведет на крыльцо, откуда богомольцы попадают внутрь храма – тесного, жалкого, ничтожного».

А немец Блазиус уподоблял Василия Блаженного любезному его сердцу Кельнскому собору: «Все путешественники прямо или не прямо, но в один голос заявляют, что церковь производит впечатление изумительное, поражающее европейскую мысль. Когда я сам в первый раз неожиданно увидел это чудовище, то никак не мог опомниться и понять, что это такое: колоссальное растение, группа крутых скал или здание? Рассмотревши, что действительно это церковь, и тут ничего не понимаешь, не видишь, сколько сторон у здания, где его лицо – фасад, сколько всех башен стоит в этой группе? Входишь в храм тесный, мрачный, в высшей степени неправильный и окончательно теряешься в соображениях, каким образом ничтожное внутреннее пространство церкви вяжется с ее наружным объемом, на вид колоссальным и обширным. Чудище становится еще загадочнее!»

Радовался, глядя на собор, и датский герцог Иогансон: «Перед замком (то есть Кремлем. – А.М.) большая и длинная четвероугольная площадь, а на южном конце ее – круглая площадка, на которой стоит храм, называемый Иерусалим. Этот храм выстроен почти четвероугольником, только с очень многосторонним искусством всякого рода и вида; на нем девять башен, крытых листовою медью, и при этом так искусно и разнообразно, что только дивишься. Внутри снизу доверху в нем все поделаны часовенки или божницы. Тут русские ставят своих святых и богов: нижние днем и ночью отворены настежь – в них всегда горят восковые свечи. Все русские по своей набожности ходят туда молиться – для того-то денно и нощно держат там всегда сторожей, а возле стоит высокая стена с несколькими сводами, в которых висят 12 больших и малых колоколов».

И подобных отзывов не счесть.

4. На Собачьей площадке

В первой половине прошлого столетия в ведомстве Исторического музея пребывал так называемый Музей дворянского быта 40-х годов, естественно, XIX века.

Путеводитель сообщал: «Задача музея – показать московский городской дом 40-х годов прошлого века, обставленный на основании научно проверенных исторических данных. Другими словами, в полном и законченном целом воспроизвести внешние бытовые условия и стиль жизни состоятельной культурной семьи 40-х годов.

В нем находят место все предметы, бывшие в обстановке и обиходе дома представителя определенного материального благосостояния, данного класса общества, живущего вместе со своей семьей, домочадцами, прислугой и пр. в известный исторический момент. Каждая комната имеет свое назначение, им и обусловливается ее убранство и наличность в ней тех или других предметов».

Создателем экспозиции и директором музея был художник Борис Шапошников. Он выражал свое кредо: «Отдельный человек, пусть даже очень значительный, есть всегда лишь единичный и часто недостаточно характерный представитель эпохи. В музеях, устраиваемых в память определенного лица, все предметы имеют интерес главным образом по отношению к этому лицу, почему для изучения данной эпохи существенно пользоваться обстановкой и обиходом жизни наиболее типичными для нее, а не исключительно субъективно окрашенными».

Сам Шапошников, впрочем, был колоритной личностью. Елена Сергеевна Булгакова писала: «Борис Валентинович сидел в этом красивом здании в своем кабинете, увешанном с потолка до полу старыми картинами, в старинном кресле, в накинутой на плечи большой шубе на меху, похожий на портрет вельможи XVIII века».

Впрочем, детище Шапошникова просуществовало недолго – его закрыли по идеологическим соображениям.

5. Музей Отечественной войны

Впрочем, у Государственного исторического музея есть не только прошлое, но и будущее. В частности, в прошлом году был открыт очередной филиал – Музей Отечественной войны 1812 года. Он расположен рядом с бывшей Московской городской Думой.