«Архитектуру Вены мы щадили, а людей теряли»

«Архитектуру Вены мы щадили, а людей теряли»

«Архитектуру Вены мы щадили, а людей теряли»
«Архитектуру Вены мы щадили, а людей теряли»
Рэм Каминский о буднях артиллериста на войне и ликвидации бендеровцев

21 июня 1942 года он сдал последний экзамен за девятый класс, а на следующий день началась война. «Отец сразу же ушел в ополчение, мы остались с мамой и младшим братом, – рассказывает ветеран войны Рэм Каминский. – Эвакуация первых дней войны была суматошной, нам пришлось пешком уходить из родного Киева в Харьков. Мы шли две недели по изумительным гоголевским местам – Миргороду, Сорочинцам, Диканьке. Прекрасное лето никак не вязалось с войной».

В гипсе от груди до пяток
Рэм Каминский вспоминал, что в Харькове их посадили в эшелоны и переправили в Тюмень. «На меня свалилась часть отцовских обязанностей – я пошел рабочим на бондарный завод и одновременно учился в 10-м классе. Школу окончил с золотым аттестатом – медалей тогда не давали – и имел право без экзаменов поступать в любое высшее учебное заведение. Но я любил точные науки и пошел в местный Политехнический институт на физико-математический факультет, где проучился лишь полгода. После окончания первого семестра я получил повестку из военкомата, меня направили в Одесское артиллерийское училище, находившееся в эвакуации.
Условия в училище были тяжелые. Жесточайшая воинская дисциплина, учеба с 6 утра до 11 вечера, много полевых занятий. Худенькие шинелишки, выданные нам зимой, грели плохо. Когда на улице было минус 40, мы оборачивали лица полотенцами, чтобы не обморозиться. За восемь месяцев мы прошли полный курс 3,5-годичного училища. Выпустили нас младшими лейтенантами в начале 1944-го», – рассказывает ветеран.
На войне молодой лейтенант был артиллерийским топографом, но мог в случае необходимости заменить бойца любой специальности. «Я должен был определять координаты огневых позиций, наблюдательных пунктов, делать засечку щелей, готовить данные для пристрелки. Меня направили в 192-ю тяжелую гаубичную артиллерийскую бригаду, которая формировалась в Брянске. Служба в действующих частях оказалась не легче, поскольку большую часть перемещений приходилось выполнять ползком на животе. А если у тебя с собой еще и теодолит на треноге, то это серьезно осложняло выполнение задачи.
Из Брянска нас перебросили в Венгрию, где в одном из боев я получил осколочное ранение в правую ногу и открытый перелом. Меня долго транспортировали до медсанбата, поэтому противостолбнячную сыворотку ввели с большим опозданием. Начался столбняк. Я лежал в гипсе от пяток до груди и не знал, сколько осталось жить. Но мне повезло. В это время в госпитале после ранения долечивалась опытный военврач, фамилию которой, к сожалению, я не запомнил. Она меня фактически вытащила с того света», – говорит Рэм Маркович.
Его новое место службы именовалась 30-я Венская артиллерийская дивизия прорыва, резерва Верховного главнокомандования. «Нас направляли на те участки фронта, где намечался прорыв. Позиции мы занимали, как правило, ночью. Но прежде в ходе рекогносцировки определяли для каждой батареи конкретный список целей. За ночь мы обязаны были окопаться. Для нашего орудия нужно было вынуть 20 кубометров грунта. Чтобы успеть к намеченному времени, в орудийных расчетах копали все, включая командира. Даже в 20-градусный мороз на поблажки не приходилось рассчитывать – долбили землю ломами и кирками. Следующим этапом нужно было закопать передки тягачей, чтобы их не повредило снарядами, и все к утру хорошо замаскировать.
Утром начиналась артиллерийская подготовка. Каждая батарея имела свои рубежи и графики стрельбы, над таблицами которых штабники работали сутками. Стрельба была расписана по минутам. Существовало несколько принципов ведения огня. Например, когда пехота шла в наступление, мы вели подвижный заградительный огонь – стреляли перед ней. И здесь не дай бог ошибиться и задеть кого-то из атакующих солдат, это расценивалось как стрельба по своим, а за это полагался трибунал», – замечает ветеран.

Отчаянно дрались за каждый дом
«Помню ужасные бои за Будапешт. Они продолжались почти полгода. Буда, западная часть венгерской столицы, была полностью уничтожена, улицы завалены обломками разрушенных зданий до высоты третьего этажа – ни пройти ни проехать. Низинная часть венгерской столицы Пешт более-менее сохранилась. Все девять мостов через Дунай были взорваны. Немцам в городе уже фактически не за что было зацепиться, но они упирались. Мы отчаянно дрались с ними за каждый дом.
Окончательно отбив Будапешт, ночью мы вывели свои орудия на исходные позиции перед оборонительной цитаделью и расположились эшелонированно. Нашей дивизии достался участок по фронту длиной два километра. Утром начался обстрел. Грохот стоял неимоверный. У гаубицы частота выстрелов – 30 в минуту. У нас в бригаде было 16 батарей по 4 орудия. Получалось, что только она производила 1920 выстрелов в час. После окончания артподготовки пошла пехота, в результате наши войска прорвали фашистские укрепления и смели их. По случаю этой победы на Красной площади в Москве даже прогремел салют.
Следующим этапом была Австрия. В Европе в то время установилась теплая и сухая погода, поэтому вид у нас был ужасный – мы шли походным строем в валенках и телогрейках. Знали, что со стороны выглядим неприглядно, шутили, что теперь все наше пролетарское происхождение выглядывает наружу.
Перед Веной нас отвели в тыл и выдали новое обмундирование. Войска приобрели совсем другой вид. Затем нам зачитали приказ командующего Вторым украинским фронтом маршала Родиона Малиновского о том, что перед нами один из красивейших городов Европы, он приказывает щадить его архитектуру в ходе боев. Мы, конечно, щадили, но несли при этом большие потери. Тяжелые уличные бои приходилось вести без применения артиллерии, выкуривая фашистов буквально из каждого подвала дома. И все-таки штурм Вены продолжался недолго – с 9 по 13 апреля 1945 года.
После Вены наши войска пошли вперед, а меня оставили с тылами в пригороде. Утром я увидел необычную картину: лагерь освобожденных нами французских военнопленных пешком уходил на родину. Французы на ручных садовых тележках, которые имелись в каждом местном дворе, вывозили из лагеря свой скарб – чемоданы, рюкзаки, сумки. Меня поразил их внешний вид: ухоженные, упитанные. Я сравнил их с нашими военнопленными, которых нам довелось освобождать, – серые люди, на которых было жалко смотреть. Когда мы спрашивали замполитов, почему такая разница в отношении немцев к пленным, те отвечали, что Сталин не подписал конвенцию о военнопленных», – погрустнел Рэм Маркович.
Потом были бои за столицу Словакии Братиславу и город Брно, где Каминский и встретил 9 мая. Но на этом война для него не закончилась. Его подразделение сражалось с немцами до 17 мая, поскольку командующий войсками на данном направлении генерал-полковник Фердинанд Шернер отказался капитулировать.

Мимо нас солдаты шли домой
«Боевые действия мы завершили в 90 километрах от Праги. На этом рубеже в маленькой деревушке мы стояли два месяца, а советские солдаты тем временем мимо нас возвращались домой. Потом пошли в обратный путь и мы. Остановились недалеко от Львова в поселке Янов (Ивано-Франковск). Здесь наше подразделение оставили служить еще на два года. Мы боролись с бендеровцами. Это была настоящая партизанская война без фронта и тыла, война преследований, засад и ночных вылазок.
Воевали мы вахтовым методом, по две недели. Взвод солдат, вооруженных гранатами до зубов, ручным пулеметом, во главе с офицером поступал в распоряжение оперативного работника НКВД, у которого были многочисленные связи, он был в курсе всех событий в округе. Что такое бендеровцы, рассказывать не надо, они выполняли для немцев самую черную работу. Это были каратели, звери в человеческом обличье. Договориться с ними мирным путем было невозможно.
Но 1948 год я встретил в составе оккупационных войск в Германии, в Бранденбурге, куда был переведен. А через три года мою бригаду передислоцировали в Литву, в город Топиау (позже переименованный в Гвардейск), где я прослужил до демобилизации в 1955 году».

Начальник геодезической партии
«В Киеве у меня никого не осталось. К тому времени я уже женился, мы с супругой поехали в Москву, где в двух небольших комнатах жила ее родня. Нам отвели 9-метровую проходную комнату, в которой мы прожили 10 лет. Я одновременно поступил на заочное отделение Московского института геодезии, аэрофотосъемки и картографии и пошел работать в Мосгоргеотрест. Поскольку у меня не было опыта топографических съемок и я мог заниматься только привязкой и засечкой, устроился рабочим. Через полтора года стал бригадиром полевой бригады, которая выполняла городские съемки. А в 1962-м, когда окончил вуз, мне предложили должность начальника геодезической партии», – рассказывает Каминский. Рэм Маркович в общей сложности проработал в Мосгоргеотресте 55 лет, до 2010 года, пока в возрасте 85 лет не ушел на пенсию.

Теги: #