«Оборотня я уничтожил холодным оружием»
«19 июня 1941 года – у меня в руках аттестат зрелости. Прощай, родная 281-я школа в Уланском переулке! Настроение замечательное. На улице нежаркая летняя погода. Вокруг полно таких же выпускников школ, как и я. Через два дня мы с мамой уезжаем на дачу. Я иду к соседям договориться насчет машины. Однако поездку приходится отложить на много лет – началась война».
Отдельная мотострелковая бригада НКВД
Мы с ребятами бежим в военкомат записываться добровольцами, но нас не берут – не вышли годами. А 25 июня звонит председатель комитета комсомола школы и сообщает, что меня вызывают в райком. Из райкома меня направляют в ЦК ВЛКСМ. Прихожу в здание у Ильинских ворот, смотрю – много знакомых ребят-спортсменов. Среди них даже абсолютный чемпион СССР по боксу Николай Королёв. А я тогда классической борьбой увлекался. «Что случилось?» – пытаюсь узнать. «Не торопись. Вызовут – все узнаешь», – говорят. На собеседовании первым делом спросили: на фронт хочешь? Сказал, что собираюсь стать военным, – в мои планы тогда входило поступление в танково-техническое училище в Киеве. Мне предложили прийти на футбольный стадион «Динамо», где я попал на спецмедкомиссию.
На мемориальной доске, установленной уже после войны на стадионе, начертано, что здесь в июне 1941 года была сформирована отдельная мотострелковая бригада особого назначения войск НКВД. Как оказалось, когда началась война, группа ведущих спортсменов обратилась к Иосифу Сталину с просьбой отправить их на фронт в составе спортивной дивизии.
Следующим этапом стал Большой Кисельный переулок, где располагалась высшая школа НКВД. Большинство знакомых спортсменов также оказались там. Нас переодели и сообщили, что мы в качестве добровольцев зачислены в спецподразделение, создаваемое по решению советского правительства.
Мы назывались особой группой войск и были единственным интернациональным соединением в советских Вооруженных силах. В полном составе никогда не воевали. Нас готовили для заброса в тыл на нелегальную работу. В общей сложности нас было около 4 тысяч человек. На сегодняшний день в живых осталось порядка 30 ветеранов.
В группу войск кроме советских бойцов входили испанский батальон, немецкая и болгарская роты, венгерский взвод, взвод австрийских коммунистов и даже несколько вьетнамцев. Формировал наше подразделение Павел Судоплатов, позже известный военачальник. Но тогда мы знали его как Андрея. «Москва, Андрею» – такой адрес значился на пакетах, с которыми я потом не раз переходил линию фронта.
Нас отвезли на подмосковную станцию Челюскинская, где находилось стрельбище «Динамо». Началась спецподготовка. Мы стреляли, метали гранаты, но основное время все же занимала учеба по подрывному делу. У нас были прекрасные преподаватели, имевшие опыт боевых действий пограничники и прошедшие Испанию офицеры. Помню на станции Строитель за Мытищами деревянный мост, который в качестве тренировок мы взрывали капсюлями. От нашего усердия он так расшатался, что по нему запретили любое перемещение.
Парад 7 ноября 1941 года
Когда советские войска оставили Смоленск, нас группами cтали переправлять в действующие части. Мое подразделение вошло в состав 16-й армии Рокоссовского, отступавшей по Волоколамке. Мы преграждали немецким танкам дорогу к Москве: устанавливали мины, фугасы, выполняли диверсионные задания. Правда, не всегда успевали отойти вместе со своими и периодически оказывались в тылу врага. Здесь я в первый раз увидел живых немцев. Они ехали на бронетранспортерах – довольные, с закатанными по локоть рукавами и играли на губных гармошках.
Возле Химок, недалеко от моста через канал имени Москвы, наша армия остановила врага. Нам за это дали кратковременный отдых, а потом послали на правый фланг обороны Москвы в район Дмитрова, в 1-ю ударную армию. Когда же началось контрнаступление советских войск, мы работали исключительно в тылу врага, готовя минные ловушки для отходивших фашистов.
Вечером 6 ноября нам сообщили, что мы участвуем в параде. Решение, что парад должен непременно состояться, принял товарищ Сталин. Нас привезли в столицу, разместили в школе на Малой Бронной, выдали теплое обмундирование – до этого мы воевали в летнем. 7 ноября в шестом часу утра мы уже стояли около школы: полная боевая готовность, у каждого в руках 10-зарядная винтовка Токарева, но без патронов. Нам зачитали приказ: «В случае бомбежки с места не сходить!»
Парад начался в восемь часов. Бытует мнение, что день 7 ноября 1941 года был очень морозным. Нет, стоял легкий восьмиградусный морозец, шел крупный снег. Когда мы проходили по Красной площади, за белой пеленой не видели ни трибун Мавзолея, ни Сталина. Мы не знали, что и площадь, и весь комплекс зданий Кремля уже заминированы, а враг стоит в полутора десятках километров от города.
Да и настроение у нас было не столь пафосным. Мы не чувствовали себя причастными к какому-то историческому событию. Однако боевой дух был необычайно высок.
Многие участники парада уходили с Красной площади прямо на фронт. Нашу группу из 29 человек отправили в тыл к немцам.
В ядре партизанского движения
Десантировались мы в Полоцке, на границе с Польшей. Командиром у нас был Михаил Прудников, впоследствии генерал-майор, Герой Советского Союза. Перед нами поставили задачу: вести разведывательно-диверсионную работу и оказывать помощь партизанам. Так продолжалось два года. Со временем мы превратились в ядро крупнейшего партизанского движения. В феврале 1942 года приказом командования ОМСБОН (отдельной мотострелковой бригады особого назначения) нас переименовали в отряд особого назначения «Неуловимый». За время войны 35 наших бойцов были удостоены звания Героя Советского Союза. На сегодняшний день из той первой группы в живых остался лишь я.
Мы взрывали мосты, пускали под откос эшелоны, совершали крупные и мелкие диверсии, налаживали контакты с подпольем. За всю войну я лично не застрелил ни одного немца. Зато холодным оружием уничтожил оборотня, который пытался внедриться в нашу диверсионную группу. Пустил под откос шесть немецких эшелонов с техникой и живой силой. Много раз переходил линию фронта.
В начале мая немцы стали готовиться к Курской битве. Мы должны были прервать их железнодорожное сообщение с Прибалтикой. С этой целью недалеко от Вильнюса, в районе железнодорожной станции Адамово, нам приказали пустить под откос эшелон. Причем сделать это нужно было днем и как можно ближе к станции, чтобы повредить железнодорожные стрелки и многочисленные пути. А условия самые неподходящие. Параллельно железной дороге на расстоянии 300 метров – шоссе, которое усиленно патрулируют немцы на мотоциклах и бронетранспортерах. Местность абсолютно открытая. Но на наше счастье пошел сильнейший дождь. Буквально на расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно. Немцы разбежались с улицы в укрытия. Это помогло нам незаметно пробраться на железнодорожное полотно.
В проходившем составе, который тянули два паровоза, было 28 вагонов с людьми и лошадьми. 60 килограммов установленного нами тротила ахнули с такой силой, что я не только на какое-то время ослеп и оглох, но и получил серьезнейшую контузию. Последнее, что запомнил, – сильнейший взрыв, давящие друг друга вагоны и крики людей.
Дальше – абсолютный провал памяти. Как оказалось, товарищи все-таки смогли оттащить меня от места взрыва на хутор, где у нас была явка. Две с половиной недели после этого отлеживался в землянке. Контузия была очень тяжелой. Но молодой организм восстановился. И снова рейды с отрядом по тылам врага.
Спасли 200 детей
И все же самой большой своей победой считаю не подорванные эшелоны, а удачно проведенную под носом у фашистов операцию по выводу 200 детей (от 6 до 14 лет) и 30 сотрудников детского дома деревни Быковщина Витебской области из немецкого тыла. Вначале коллектив детдома отступил вместе с нашими войсками, но заблудился на дорогах и вернулся назад, в родную деревню. Немцы детей не трогали, даже подкармливали. Не из милосердия. По всей Белоруссии советские войска стояли насмерть, раненых фрицев были десятки тысяч. Многим требовалась кровь для переливания, и детей превращали в доноров.
Мы разработали целую операцию, сформировали агентурную сеть. И нам все же удалось увести детей из опасного детского дома. Нас было всего лишь 20 бойцов. Двести километров мы шли по немецкому тылу: ночами, тайными тропами, вдоль речек по камышам. Первым перейти линию фронта пришлось мне. Я встретился с нашим разведотрядом. «Бери все, что нужно», – сказал командир разведчиков, когда узнал, кого мы будем выводить из окружения. В итоге все дети остались живыми и невредимыми. Их вскоре отправили на Большую землю.
Войну я закончил в Прибалтике – дойти до Берлина помешало ранение. Но в 1945-м стоял на гостевой трибуне Парада Победы (Борису Табачникову, награжденному многими орденами и медалями, тогда было всего 22 года).
Потом работал в спецслужбах. Окончил Военную академию, Всесоюзный заочный юридический институт, а уйдя из армии, еще и МИСИ. Прошел по служебной лестнице путь от мастера до управляющего трестом крупнопанельного домостроения «Мосотдел-строй-12» Главмосстроя.
