Футуристическая топография
В произведениях Маяковского много московской топонимики: «Люблю Кузнецкий (простите грешного),/ Потом Петровку, потом Столешников…» Поэт любил город, его скорость и деловитость, многоликость и разноголосицу. Несколько точек на карте столицы особенно важны для понимания его творческой биографии.
1. Уроки рисования
Маяковский – поэт с незаконченным образованием. Ни в гимназиях (кутаисской и московской), ни в училище он по разным причинам так и недоучился. Но все же уроки мастерства, которые будущий поэт получил в Строгановском художественно-промышленном училище, не пропали даром.
В ту пору, когда семья Маяковских переехала из Грузии в Москву, Строгановка располагалась в здании по адресу Рождественка, 11, – там, где с 1933 года и по сей день находится Московский архитектурный институт. В здании неоднократно перестраивавшейся усадьбы Воронцовых с 1892 года обосновалось ведущее в стране учебное заведение, готовившее художников прикладных жанров. Здесь обучались театральные декораторы, художники по ткачеству, мастера чеканки, граверы... Были здесь и мастерские по набивному делу, где училась старшая сестра Маяковского Людмила. Она и порекомендовала 15-летнему брату (уже подвергавшемуся аресту по политической статье) поступить в Строгановское училище. У Людмилы здесь были связи и знакомства. К тому же брат имел явные склонности к рисованию. И Владимир Маяковский был принят в приготовительный класс. 14 января 1909 года он обратился к директору с заявлением о желании сдать вступительные экзамены, но… через четыре дня его арестовали и поместили в Сущевскую полицейскую часть (ее здание, неподалеку от метро «Новослободская», сохранилось). При обыске у него в квартире в сундуке нашли браунинг, а при аресте в кармане – письмо, намекающее на связь с революционным подпольем.
Но даже в арестантской камере Маяковский не забывал о художественном образовании. Он просил в письмах Людмилу принести ему акварельных красок, папку для рисования, «две резины, три карандаша», а также книги по истории искусства. «Немедленно начну готовиться по предметам, и если позволят, то усиленно рисовать», – писал он. В застенке ему пришлось провести полтора месяца. Маяковского освободили на поруки, а найденный пистолет «взял на себя» старый знакомый семьи.
И вот снова учеба. Владимиру сшили форменную тужурку Строгановского училища с зеленым кантом. Он прилежно посещал занятия в набивной мастерской и уроки по рисованию. Маяковский стал заниматься композицией, разработкой рисунков для тканей. Впоследствии навыки художника-прикладника пригодились поэту при создании декораций для первой постановки «Мистерии-буфф».
Но юного Маяковского не удовлетворяло прикладное рисование. Он задумал поступить в Училище живописи, ваяния и зодчества (этот план осуществился только в 1911 году, после отбытия заключения в Бутырке). А здание на Рождественке поэт посещал и после революции: в 1919 году именно на станке из типографии Строгановки было напечатано его произведение «Советская азбука».
2. Поэт с Большой Пресни
В первые годы жизни в Москве семья Маяковских часто меняла съемное жилье: исследователям известно около двадцати адресов этого периода (по большей части – в уже несуществующих зданиях). И вот в 1913 году начинающий поэт-авангардист с мамой и сестрами обосновался в районе Пресненской заставы. Этот адрес увековечен в программном стихотворении «Я и Наполеон»:
Я живу на Большой Пресне,
36, 24.
Место спокойненькое.
Тихонькое.
Ну?
Кажется – какое мне дело,
что где-то
в буре-мире
взяли и выдумали войну?
Вообще с Пресней у Маяковского связано многое. Юношей-революционером он сидел в здешней тюрьме. В конце 20-х его семья получила квартиру в новом доме в Студенецком переулке, и он часто бывал там. Маяковский дружил с комсомольскими поэтами Пресни, часто читал стихи и участвовал в диспутах, проходивших в домах культуры района. А в клубе «Трехгорной мануфактуры» (на этом комбинате много лет работала художником по тканям его сестра Людмила) он был просто «своим человеком». На доме № 36 по улице Красная Пресня в 1957 году была установлена мемориальная доска: на ее открытии присутствовали и те местные жители, которые лично знали поэта…
Но вернемся в 1915 год. «Я и Наполеон» – стихотворение из антивоенного цикла, написанное накануне отъезда Маяковского из Москвы. В октябре 1915-го поэта призвали на военную службу. В окопы, впрочем, ему посчастливилось не попасть – он стал чертежником в автомобильной школе в Петрограде. (В ней, кстати, отбывали воинскую повинность еще некоторые молодые деятели искусства.) В городе на Неве поэт «застрял» на целых четыре года.
3. Жилец с 4-го этажа
Революцию 1917-го Маяковский встретил в Петрограде. Провел он там и весь следующий год: снимался в фильмах, писал сценарий, работал над «Мистерией-буфф». А в начале 1919 года уехал в Москву, куда к тому времени переместилась актуальная культурно-политическая жизнь. Поэт хотел быть в гуще событий и дел. Да и возможностей творчески реализовать себя в Москве в тот момент было больше.
В первые дни после приезда Маяковский жил у Лили и Осипа Брик в Полуэктовом (ныне Сеченовский) переулке, но потом его друг лингвист Роман Якобсон помог найти поэту собственное жилье, пусть и в коммунальной квартире. Маяковский поселился в Лубянском проезде в 14-метровой комнате на 4-м этаже бывшего доходного дома, принадлежавшего до революции семье предпринимателей Стахеевых (один из членов этого семейства был, говорят, прототипом Ипполита Воробьянинова из «Двенадцати стульев»). Обширную квартиру в доме занимал бывший коммерсант Юлий Бальшин: зная, что уплотнения не избежать, он попросил своего приятеля Якобсона найти ему в одну из комнат «смирного» жильца. И в марте 1919-го тот привел Маяковского.
В этой «комнате-лодочке» с одним окном, выходившим во двор у Мясницкой улицы, поэт устроил рабочий кабинет. Но нередко он здесь и ночевал, если работа затягивалась допоздна. Сюда он приходил, когда хотел побыть один. Случались в этой комнате и романтические свидания: ведь жилье в Полуэктовом и (с 1926 г.) в Гендриковом переулках Маяковский делил с четой Брик и находился там под их «присмотром».
Комната в Лубянском проезде была его творческой лабораторией. Сюда Маяковский приходил после трудного дня в РОСТА, здесь в конце декабря 1922 года начал работу над поэмой «Про это», в этой комнате писал стихи и очерки для «Известий», «Комсомольской правды». В стенах этого кабинета 14 апреля 1930 года он пустил себе в грудь пулю из маузера…
Вплоть до 1970-х годов дом оставался жилым, некоторые из его старожилов помнили соседа-поэта. «Комната-лодочка» стояла опечатанной – она принадлежала Музею Маяковского, который в то время работал на Таганке. Затем жильцов дома расселили, и в 1974 году здесь устроили первый музей, традиционного советского вида. А спустя полтора десятилетия дом вместе с окружающим кварталом был полностью перестроен, и музей стал совершенно другим. Теперь он напоминает авангардную театральную инсталляцию по мотивам творчества и судьбы Маяковского. В этом неистово футуристическом, «гениальном» (по слову архитектурного критика Григория Ревзина) музее скромная комната Маяковского, где рождались многие замечательные строки, сохранена в подлинном виде со всей мемориальной обстановкой.
4. Небоскреб с рекламой
Важным источником заработка для Маяковского в 1920-е годы стала реклама. Со своим другом и соавтором Александром Родченко он фактически создал рекламное агентство, которое действовало изобретательно и эффективно. Маяковский заведовал в этом агентстве литературной частью (писал тексты) и разрабатывал для Родченко общую визуальную идею. Кроме того, поэт демонстрировал изрядную деловую хватку: искал заказы, договаривался о гонорарах, выбивал авансы. Маяковский создавал рифмованную рекламу для государственных трестов «Моссукно» и «Мосполиграф», для ГУМа, Резинотреста. Самым активным и плодотворным стало его сотрудничество с Моссельпромом. Дом на углу Нижнего Кисловского и Калашного переулков, где в 1920–1930-е годы размещались конторы этого учреждения, вошел в москвоведческие справочники именно как Дом Моссельпрома – благодаря броским рекламным надписям, покрывавшим стены.
Дом этот начали строить еще до германской войны. Историк Москвы Сергей Романюк сообщает: «Владелец, купец Титов, задумал на месте старых зданий, в которых находился трактир и при нем извозчичья стоянка, построить семиэтажный доходный дом. Строительство велось в крайней спешке, и к весне следующего года все семь этажей были возведены. Однако ранним утром 22 марта 1913 года окрестные жители проснулись в шестом часу от страшного грохота – обрушилась стена по Калашному переулку. Переулок завалило грудой битого кирпича, бревнами, обломками железа, в соседних домах вылетели стекла…» К счастью, обошлось без жертв. Купца городские власти оштрафовали на 100 рублей за ненадлежащую организацию работ, автор же проекта архитектор Н.Д. Струков был приговорен к полуторамесячному аресту. Потом началась война, разразилась революция, и дом долгое время оставался незавершенным.
Достраивать его начали лишь в 1923 году по проекту инженера В.Д. Цветаева; шестиугольную угловую башенку с часами (впоследствии их сняли) разработал профессор ВХУТЕМАСа А.Ф. Лолейт. Строительство имело и политическое значение: газеты преподносили дом как «первый советский небоскреб». Да и внутри он был выдержан «в американизированном стиле»: узкие коридоры с небольшими кабинетами, рациональность и простота в отделке. Сюда, в контору Моссельпрома, толпами шли оптовые закупщики и торговые агенты, и стены здания служили отменным рекламным носителем. Талантливые зазывные «граффити», надо полагать, принесли в моссельпромовскую кассу немалую прибыль. Дом близ Арбатской площади стал архитектурным воплощением художественных идей великого поэта и его коллег-соавторов.
В 1930-е годы Моссельпром расформировали, дом стал жилым (в нем поселились видные ученые и военачальники), и надписи со стен исчезли. Лишь в 1990-е годы рекламные панно восстановили по проекту архитектора Елены Овсянниковой – на радость туристам и краеведам.
5. Прощальная выставка
Одним из центров литературной жизни в Москве уже много десятилетий остается главный дом усадьбы Долгоруковых–Соллогуба (Поварская улица, 52), строившийся во второй половине ХVIII – начале ХIХ века. В 1920-е годы в стенах этого здания размещался клуб Федерации советских писателей, сама же улица получила имя Воровского – убитого в Швейцарии видного советского дипломата (на его смерть Маяковский откликнулся стихотворением). В 1932 году здание передали Союзу писателей, который и сегодня там располагается. А историческое название улице вернули в начале 1990-х.
Маяковский в своем профессиональном клубе бывал многократно. Литературная жизнь в 1920-е годы бурлила и клокотала, а поэт любил дискуссии, живое обсуждение прочитанного. В одном из залов бывшей усадьбы в феврале 1930 года Маяковский проводил свою выставку «20 лет работы». С ней не все вышло гладко. Смету выставки внезапно урезали, почти все поэту пришлось делать самому, вплоть до заколачивания гвоздей и расклейки афиш. Большинство приглашенных им писателей не пришли на открытие. Маяковский был обижен этим бойкотом, выглядел усталым и подавленным. «Выставка обнажила его одиночество в литературной среде», – пишет биограф поэта. С другой стороны, в зале было много молодежи, студентов. Им Маяковский в тот вечер читал новую вещь – вступление к поэме «Во весь голос».
А спустя два с половиной месяца в клубе писательской федерации был установлен для прощания гроб с телом поэта. Отсюда его на грузовике, специально оформленном друзьями-художниками под броневик (за рулем сидел журналист Михаил Кольцов), увезли в крематорий Донского монастыря. За гробом шли десятки тысяч людей. На траурном митинге выступил А.В. Луначарский. «Улица Воровского оцеплена. Конная милиция с трудом сдерживает натиск толпы. Двор клуба полон людьми. Люди на окнах, на карнизах, на крышах всех соседних зданий. Десятки фото- и киноаппаратов высятся над гущей голов...» – сообщала «Литературная газета». Таких многолюдных, общенародных похорон поэта Москва потом не видела полвека, до дня прощания с Владимиром Высоцким на Таганке.
