«Ять» на новом фасаде

Последнее время в Москве появилась интересная общественная инициатива. Горожане на собственные, собранные по подписке, деньги восстанавливают исторические вывески. Дело это не слишком затратное – воссоздание и установка одной вывески обходится примерно в 400 000 рублей. Но смотрятся они весьма эффектно, придавая городу аромат подлинной старины.

Сейчас по большей части восстанавливают вывески эпохи нэпа. Из недавних городских приобретений – «Аптека» и «Централ. Бюро студенческих кооперативов» на углу Малой Бронной и Спиридоньевского переулка, «Зубной врач. Кв. 6» по тому же адресу, «Заводско-техничес-
кая контора. Инженер Флькевич» в Кривоколенном переулке, «Артель «Хлебопек». Булочная» на Пречистенке.
При этом старинные вывески с давно забытыми буквами «ер» и «ять» всегда украшали Москву. Посмотрим же на самые интересные из них.

1 Кредитная история писателя Гоголя

Одно из относительно новых приобретений Москвы – восстановленная дореволюционная вывеска на доме № 8 на Петровке – «Т-во виноторговли К.Ф. Депре». Она была обнаружена под новыми слоями штукатурки в процессе реставрации в 1999 году.
Это был известный в нашем городе магазин не менее известной фирмы французского предпринимателя. Капитан армии Наполеона Камилл Филипп Депре остался в нашем государстве после поражения 1812 года. Он был ранен и лежал на излечении в военном госпитале, где познакомился с сестрой милосердия Анной Рисс. Молодые люди полюбили друг друга и скрепили свой союз церковным браком. У Анны был дом на Петровке, в котором они поселились, а на первом этаже открыли свой первый винный магазин.
У французского капитана оказался настоящий предпринимательский талант. Дела фирмы пошли в гору. Бренд стал узнаваемым, а затем и престижным. Герцен писал в «Былом и думах», как студенты в складчину устраивали свои дружеские пиры: «Один Николай едет к «Яру» заказывать ужин, другой – к Матерну за сыром и салами. Вино, разумеется, берется на Петровке у Депре... Наш неопытный вкус еще далее шампанского не шел... До праздника вина пробуются, оттого надобно еще посылать нарочного, потому что пробы явным образом нравятся».
Один из чеховских героев хвастался: «Отличнейший ликер!.. Проездом через Москву у Депре взял. Не желаешь ли?»
У Гоголя здесь был персональный счет. Николай Васильевич считался привилегированным клиентом. Когда были деньги, платит, когда не было – у Депре терпеливо ждали, не ругались и не торопили знаменитого писателя.
Дела у виноторговца шли все лучше и лучше. «Петербургский листок» сообщал: «На этих днях известная московская фирма К.Ф. Депре, торгующая иностранными винами и сигарами, открыла отделение на Большом проспекте Петербургской стороны... Среди всяких ренсковых погребов Петербургской стороны новый магазин Депре отличается роскошным наружным видом и богатой внутренней отделкой».
Особенной любовью москвичей и не только жителей нашего города пользовался портвейн «Депре № 113».
Разве что Стива Облонский из «Анны Карениной» был недоволен той фирмой: «Выйдя в столовую, Степан Аркадьич к ужасу своему увидал, что портвейн и херес взяты от Депре, а не от Леве, и он, распорядившись послать кучера как можно скорее к Леве, направился опять в гостиную».
Но это был, скорее, все-таки каприз.
Всего один раз знаменитая фирма получила серьезный удар: некий Цезарь Депре, воспользовавшись идентичностью фамилий, начал продавать под маркой «Депре» откровенную бурду, при этом на совершенно законных основаниях. Впрочем, дело все равно закончилось судом, который наглый Цезарь с треском проиграл.
А в 1898 году известный архитектор Роман Клейн построил на Петровке для Депре новое здание. В оформлении фасада он использовал национальные французские мотивы, а вывеску «Т-во виноторговли К.Ф. Депре» выбил в камне и покрыл позолотой.
Впрочем, полное название этого магазина в те времена уже звучало так: «Магазин иностранных вин и гаванских сигар поставщика высочайшего двора К.Ф. Депре». Фирма могла себе позволить эту престижную надпись.

2 «Поповка» против «смирновки»

Если вино покупали на Петровке, то водку на Пятницкой улице. До революции первый дом слева принадлежал известным водочникам Смирновым. Здесь располагались контора, складские помещения и розничный магазин. Во дворах же находился водочный завод все той же фирмы.
Владелец известного бренда Петр Арсеньевич Смирнов родился в 1831 году и унаследовал водочный промысел у своего отца. По преданию, расширить производство он смог благодаря вы-
игрышному лотерейному билету, который подарила приглянувшемуся молодому хозяйчику случайно зашедшая в лавку покупательница.
Кстати, бренд сделался раскрученным не столько из-за высокого качества «смирновки», сколько после агрессивного маркетинга. Агенты Петра Арсеньевича заходили в магазины и трактиры, где требовали никому еще в то время не известную «смирновскую». Так создавалась имитация повышенного спроса. Для неграмотных клиентов он изобразил на этикетке собственный магазин, а так как ориентир был узнаваем, любители горячительного потянулись на Пятницкую.
Но настоящие ценители предпочитали более качественную продукцию фирмы «Вдова М.А. Попова», так называемую «поповку».
А пространная вывеска «Поставщикъ двора Его Императорского Величества Петръ Арсениевичъ Смирновъ» и затейливый чугунный козырек на ножках были восстановлены в 1990-е годы по фотографиям.

3 Наш дедушка – феодальный барон

В 2016 году отреставрировали известную типографию в Трехпрудном переулке. Ее историческое название – «Скоропечатня Левенсона». Тогда же здание украсилось и соответствующей вывеской.
Открытие скоропечатни, состоявшееся в 1900 году, взбудоражило Москву. Подобное сооружение впервые было выполнено в виде средневекового замка – с башенками и прочей атрибутикой. Сам хозяин А.А. Левенсон признавался, что давно мечтал о «современной, хорошо построенной и устроенной фабрике наших дней, представляющей собою комбинацию всех последних слов новейшей техники, гигиены и архитектурного искусства».
Известный архитектор Федор Шехтель, как всегда, не подкачал. Ранее ничего подобного Москва не видела.
Облик типографии полностью соответствовал ее направленности. Левенсон специализировался на литературе по искусству. Здесь выходила газета «Ежедневное либретто», несколько других периодических изданий.
Но в основном, конечно, выпускали книги. Именно в скоропечатне Левенсона вышел первый стихотворный сборник Марины Цветаевой под названием «Вечерний альбом». Это произошло в 1910 году. Юной поэтессе было тогда всего лишь 18 лет.
Кстати, Марина Ивановна жила тогда в доме напротив и любила разыгрывать своих многочисленных восторженных поклонников, заявлявшихся к барышне в гости. Она подходила к окну, показывала рукой на типографию Левенсона и говорила:
– А тут живет наш дедушка. Он феодальный барон. Мы с сестрой каждый день ездим к нему в гости на карете с гербами.
Молодые люди слушали и не понимали – верить или нет.

4 Присоски – в тарелочку

Вывеска «Зоологический музей» над соответствующим зданием в начале Большой Никитской улицы красовалась на протяжении всего XX века. Видимо, лень было сбивать старые буквы – слишком уж высоко они располагались, к тому же мало кому из прохожих приходила мысль так поднимать голову. По-
этому толпы советских людей ежедневно проходили мимо фасада университетского Зоологического музея и даже не подозревали, что находится над ними.
Этот дом был выстроен в 1902 году специально для зоологического факультета Московского университета, в котором тогда же разместился музей. Строительство было событием общероссийского масштаба. Газеты постоянно сообщали о том, как продвигается дело. «Русское слово» писало в 1901 году: «Работы по сооружению нового громадного здания Зоологического музея Московского университета на Никитской улице начали быстро приближаться к концу. На днях была сделана окончательная разборка лесов и приступлено к разборке уличного тротуара».
Впоследствии пресса тоже не обделяла вниманием этот музей. То ассистент Московского зоологического музея отправится в поездку на Памиры, то госпожа Мацкевич передаст музею ценную коллекцию жуков, снабженную пространным каталогом, то музей посетит делегация от парижского муниципального совета. Или, к примеру, вдруг начнут ремонт скелета знаменитого слона по кличке Мямлик, сбежавшего некогда из зоопарка и застреленного полицейскими на Новинском бульваре.
Жизнь музея бурлила. От его экспозиций в восторге был Андрей Белый: «Смотрит глазом стеклянным косматейший зубр, иль раскинулись щупальцы спрута: присоски – в тарелочку». Здесь Михаил Булгаков расположил лабораторию профессора Персикова (повесть «Роковые яйца»). В этом здании часто бывал Осип Мандельштам – навещал приятеля, биолога Бориса Кузина. Он писал: «В темном вестибюле Зоологического музея на Никитской валяется без призору челюсть кита, напоминающая огромную соху».
Именно здесь Осип Эмильевич сочинил знаменитые строки:

Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли –
Все равно.
Ангел Мэри, пей коктейли,
Дуй вино!

Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.

Музей был, как говорится, с настроением.

5 Случайно найденный музей

Еще один музей, украшенный вывеской «Подпольная типография 1905–1906 годов», расположен в доме 55 на Лесной улице. Этот музей был открыт в 1924 году. Тогда же восстановили и старую вывеску – «Оптовая торговля кавказскими фруктами Каландадзе». Это единственная восстановленная жестяная вывеска в Москве.
Расхождения в вывеске и названии музея не должно смущать читателя. По понятным причинам на здании подпольной типографии не могла висеть вывеска, извещающая о наличии здесь именно этого производства. Просто торговец фруктами по фамилии Каландадзе сочувствовал большевикам и разрешил разместить в своей лавке подпольную типографию. На первом этаже продавали инжир и орехи. А в подвале изготавливали листовки, свежие номера запрещенной газеты «Рабочий» и всяческую нелегальную литературу.
Сегодня экспозиция музея повествует о той и другой стороне жизни дома на Лесной. Сразу за дверью – конторка, витрины, пресс-папье и массивный чернильный прибор – нехитрая «канцелярка» безвозвратно ушедшего времени. Есть, разумеется, и фрукты, правда, муляжи. А в подвале – портативный печатный станок, который в начале XX века называли «американка». На нем под руководством товарищей Красина и Енукидзе и выпускалась запрещенная литература.
Если верить официальной информации, это была единственная большевистская типография, которую так и не раскрыли. Владелец дома, у которого был арендован магазин, К. Колупаев, о подполье ничего не знал. Каландадзе умел хранить тайну, он так ничем и не выдал своих подопечных. Спустя год типографию закрыли – смысл в ней на тот момент пропал, к тому же оставаться долго в одном месте, с учетом особенностей нелегальной деятельности, было бы неосторожно.
И лишь в 1924 году неожиданно обнаружилось, что и печатный станок, и комплекты шрифтов никуда не исчезли. Так что открыть тут музей было делом несложным.

6 Для респектабельных нищих

На протяжении всего советского периода существовала еще одна капитальная вывеска – «Российская ссудная казна». Она украшает дом № 3 в Настасьинском переулке. Он был построен в 1916 году по проекту архитектора Богдана Нилуса для той самой «ссудной казны», а фактически для ломбарда. Здесь проводились сделки самого различного характера: выдавали залог под недвижимость и принимали в заклад драгоценности – золото, серебро, платину, камни. Помимо помещений для приема ценностей здесь оборудовали два роскошнейших аукционных зала для их реализации солидным господам, которые, в отличие от предыдущих владельцев, как говорится, оставались на плаву.
Разного рода мелочевкой тут не занимались, а для подержанных шуб и мельхиоровых ложек существовали ломбарды поменьше.
«Казна» просуществовала недолго – после революции в здании расположилось Государственное хранилище (сокращенно – Гохран). Один из работников этого учреждения писал, что в Гохране «на сплошных стеллажах лежали золотые и серебряные вещи, сервизы, меха и многое другое». Все это были вещи, конфискованные у отечественных богачей с целью перепродажи богачам заграничным. Разумеется, за валюту.
Так что профиль этого очаровательного здания, по сути, оставался тем же. Только вместо финансовых неурядиц бывшие собственники попали в другой переплет – политический.