Алехин на Бронной, Капабланка – на Лубянке

Алехин на Бронной, Капабланка – на Лубянке

Алехин на Бронной, Капабланка – на Лубянке
Алехин на Бронной, Капабланка –  на Лубянке
Легендарные шахматные адреса Москвы

20 июля отмечается Международный день шахмат. Разумеется, это популярное увлечение не обошло наш город стороной. Говоря о шахматных местах Москвы, следует понимать одну очень важную вещь. Еще совсем недавно увлечение шахматами было поголовным. Каждый отец считал своим долгом научить сына играть в эту игру. Практически во всех периодических изданиях был раздел, в котором публиковали заковыристые шахматные задачи. Шахматные секции существовали при любом клубе и Доме пионеров. Строго говоря, вся Москва, да и вся страна была одним большим шахматным местом.

1 Нескучная игра в Нескучном саду

Началось же это все еще в глубокой древности. Польский священник Пауль Одерборн, побывавший в нашей стране в 1581 году, сообщал: «Русские, или московиты, с большим искусством играют в шахматы… в этой игре они действительно настолько искусны, что я не знаю, есть ли какой-нибудь другой народ, который мог бы с ними сравниться».
Другой же путешественник, Уильям Кокс, писал: «Шахматы настолько популярны в России, что во время нашего пребывания в Москве мне почти не приходилось бывать в обществе, где бы гости не были заняты этим развлечением».
Тем не менее особые точки притяжения шахматистов существовали. В первую очередь, конечно, это были парки. В частности, Центральный парк культуры имени Горького и прилегающий к нему Нескучный сад, составлявшие некогда единое логическое целое. Сам парк был открыт в 1898 году на месте городских огородов и свалок. Незадолго до этого территорию прибрали и провели на ней Всероссийскую сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку. Валентин Катаев вспоминал о ней: «Мы посещали первую Сельскохозяйственную выставку в Нескучном саду, где толпы крестьян, колхозников и единоличников из всех союзных республик в своих национальных одеждах, в тюбетейках и папахах, оставя павильоны и загоны с баснословными свиньями, быками, двугорбыми верблюдами, от которых исходила целебная вонь скотных дворов, толпились на берегу разукрашенной Москвы-реки, восхищаясь маленьким дюралевым «Юнкерсом» на водяных лыжах, который то поднимался в воздух, делая круги над пестрым табором выставки, то садился на воду, бегущую синей рябью под дряхлым Крымским мостом на том месте, где ныне мы привыкли видеть стальной висячий мост с натянутыми струнами креплений».
Краевед же Юрий Федосюк оставил воспоминание уже о парке: «Самыми интересными в парке были аттракционы. Постепенно я посетил почти все. Крутился на центробежном кругу, с ускорением вращения которого всех стоящих на нем разбрасывало по сторонам. Ходил по «комнате смеха», где разного рода кривые зеркала превращали зрителей в забавных уродцев».
Были здесь колесо обозрения, невероятное изобилие всякого рода арен, множество кафе с подачей пива и без оного, кружки, секции и так далее. И, разумеется, шахматы.
Юрий Трифонов писал в романе «Время и место»: «А весной, когда открылся парк – открывается он обыкновенно Первого мая для народных гуляний, но павильоны начинают работать спустя недели две, – устроили Миньону в павильон «Досуг»: выдавать игры, шахматы, домино. Сидела там с двенадцати до позднего вечера, а мы с Левкой бегали к ней в гости. Сначала бегали просто так, брали детский бильярд или шахматы, играли с двумя мальчишками, со взрослыми, часто с одним старичком, который давал нам фору коня, всегда выигрывал и угощал нас мятными конфетами, а потом пришлось бегать в «Досуг» чуть ли не каждый вечер – охранять Минку. Потому что к ней приставали. Ну, не только хулиганы, просто всякие мужчины, шахматисты и бильярдисты. Ведь она была красавица. И мы это понимали и понимали, почему к ней пристают, и нам было ее очень жалко. Она никогда нас ни о чем не просила, просила Агния Васильевна: «Ребята, пойдите к Миньоночке пораньше, а то у меня душа неспокойная!» И Минка радовалась, когда мы влетали в поздний час в павильон и рассаживались по-хозяйски в креслах, хватали журналы, шахматы, углублялись в свои дела и всем независимым видом показывали Минке, что и она может сколько угодно заниматься своими делами, может нас не замечать, не знакомить с мужчинами, которые всегда крутились возле ее столика, говорили любезности, разную чепуху, но пусть знает, на всякий случай мы тут».
Трудно в это верится, но факт: в то время шахматисты были даже среди сомнительной парковой публики.

2 Вдумчивое место досуга

И тем не менее в этой, казалось бы, равномерно разлитой шахматной атмосфере были свои особые места. В частности, выделялся Гоголевский бульвар, своего рода шахматная Мекка города, где до сего момента можно встретить на скамейках москвичей самого разного возраста, азартно хлопающих по кнопкам специальных шахматных часов.
Сам бульвар был разбит после войны 1812 года, как, впрочем, и все участки московского Бульварного кольца, за исключением, пожалуй, Тверского бульвара, который возник до войны. Писатель же Иван Стаднюк описывал его в таких словах: «Осененный деревьями Гоголевский бульвар томился в солнечном жару июньского дня. Генерал Чумаков, выйдя за могучую стену, отделявшую строгий комплекс зданий Наркомата обороны от бульвара, покосился на манящую тень за решетчатой оградой и вытер вспотевший затылок. Хотелось немного посидеть на бульваре, собраться с мыслями. Пошел вверх, к Арбатской площади, то и дело отвечая на приветствия военных, подождал, пока прогрохотал мимо трамвай, и повернул к памятнику Гоголю; великий писатель в глубокой скорби размышлял над всем, что постиг и чего не постиг в суетности отшумевшей для него жизни.
Присел на крайнюю скамейку, затененную наполовину, снял фуражку и закурил…
Даже в тени бульвара было душно. Рядом на скамейке, смахнув с нее соломенной шляпой невидимую пыль, уселся розовощекий старик с газетой в руках. Федор Ксенофонтович заметил, как старик, разглаживая белые усы, косит на него любопытствующий взгляд, и понял, что тот сейчас попытается затеять разговор. А генералу было не до разговоров».
Бульвар явно располагает к вдумчивым видам досуга.

3 Молодой маэстро

Неподалеку от Гоголевского бульвара, на Малой Бронной улице, располагается театр, который так и называется – Театр на Малой Бронной. Он вошел в историю московских улиц как легендарный ГОСЕТ – Государственный еврейский театр. Его первым и единственным художественным руководителем был знаменитый режиссер Соломон Михоэлс.
Фейхтвангер восхищался: «Я видел в Московском государственном еврейском театре превосходную постановку «Короля Лира» с крупным артистом Михоэлсом в главной роли и с замечательным шутом Зускиным – постановку блестяще инсценированную, с чудесными декорациями».
Один из современников описывал методику: «Михоэлс вообще… он замечателен. У него такие движения – механическая привычка мерить аршин, он как бы разговаривал, а в это время отмерял вот так, ладонью руки, сколько раз она помещалась в пространстве. Потом, когда он выиграл и ему говорили: «Ну, ты же теперь барин. Ну так вот, надо же пыжиться», – как он на себя шапку надевал, подушку надевал, как наполеоновскую шапку, и изображал из себя важного барина. Все это играючи, все это с шуткой такой легкой. И все это было по-своему необыкновенно изящно. Здорово!».
Увы, в те годы все живое, необычное, было обречено на трагический финал. В 1948 году Михоэлс был убит, театр закрыли.
К шахматам же это здание на Малой Бронной улице имеет вот какое отношение. До революции здесь размещалось Собрание служащих в кредитных учреждениях Москвы, которое сдавало помещение Московскому шахматному кружку. В нем 19 февраля 1910 года Александр Алёхин дал первый в своей жизни сеанс одновременной игры. «Шахматное обозрение» писало: «Наш молодой маэстро впервые попробовал свои силы в подобного рода игре, и первый же опыт оказался блестящим. К сожалению, сеанс проходил в маленькой комнате, где с трудом удалось поместить 22 партии (желающих играть было больше)».

4 Кривой ход коня

Дом 13 по Большой Лубянке связан с другим великим шахматистом – Капабланкой. Он выступал в здешнем клубе с шахматными гастролями. Юрий Олеша писал: «Мы вошли с Ильфом в помещение какого-то клуба на Лубянке, где, как нам было известно, Капабланка должен был выступать в сеансе одновременной игры. Сеанс, когда мы вошли, был в разгаре. Между двумя рядами столиков, за которыми сидели участники сеанса и на которых были установлены желто-черные доски с фигурами, уже в некоторых случаях сошедшимися в целые толпы, продвигался, останавливаясь перед каждым очередным столиком и делая свой ход, молодой, хоть и не маленького роста, но толстенький брюнет с бледным смуглым лицом – скорее некрасивым, несколько бабьим и с хоботообразно вытянутыми самолюбиво-чувственны-ми губами. Сразу было видно, что это южанин, причем житель совсем не знакомого нам тропического юга с бананами и низкими звездами.
Он держал короткие руки в карманах под нерасстегнутым и поэтому чуть приподнявшимся на животе пиджаком. Подойдя к столику, он задерживался на мгновение и тут же, воздушно взявшись за фигуру, переставлял ее. Иногда на полпути к следующему столику оглядывался на предыдущий… Множество пар глаз смотрели на него снизу. Он был небрежен и свободен, даже казался сонным, только хоботок его губ пребывал в некотором шевелении: то сокращался, то вытягивался».
Сам Юрий Карлович шахматы недолюбливал: «Я не понимаю игры в шахматы. Я знаю правила, даже могу разыграть начало испанской партии, но сама игра не раскрывается передо мной в том смысле, чтобы я мог наслаждаться ею, радоваться, что у меня выходит, мол, или огорчаться, что не выходит. Она мне неинтересна, совершенно неинтересна. Зачем она? Что она должна доказывать? Что я умный? Глупо в этом небольшом случае убеждаться, что ты умный. Ведь шахматы могли быть и не изобретены!..
Единственное, что есть интересное в них, это кривой ход коня и свист проносящегося по диагонали ферзя».
Тем не менее на Капабланку он пошел, не поленился.

5 Визиты к поэту Асееву

И, безусловно, шахматы – классическая дачная игра. Чем еще забавлять себя томными летними вечерами, как не сосредоточенным сидением над клетчатой доской.
Паустовский писал: «Я целый год прожил в Пушкине по Северной дороге... За моей дачей глухо стоял сосновый лес, а за ним тянулась болотистая низина и разливалась речка Серебрянка, всегда затянутая туманом.
Всю зиму я прожил на этой даче один, а летом в ней поселился Асеев с женой и ее веселыми сестрами-украинками. Потом добрейший Семен Гехт (сестры произносили его фамилию «Хехт») снял пустой чердак, где по ночам спали хозяйские козы, и началась шумная и вольная дачная жизнь.
Маяковский жил в то время на Акуловой горе и часто приходил к Асееву играть в шахматы.
Он шел через лес, широко шагая, вертя в руке палку, вырезанную из орешника.
Он показался мне угрюмым. Я старался не попадаться ему на глаза. Я был излишне застенчив. Мне казалось, что Маяковскому просто неинтересно разговаривать со мной.
Что я мог сказать ему нового и значительного?»
Мы же смело причисляем популярную дачную местность, известную под именем Акуловой горы, к числу шахматных мест Московского региона.

Теги: #