Ремонта чудное мгновенье
На прошлой неделе началась реставрация самого, пожалуй, знаменитого скульптурного памятника Москвы – статуи Александра Сергеевича Пушкина работы скульптора Александра Опекушина (завершить работы планируется в ноябре). Разумеется, это не единственная столичная достопримечательность, связанная с именем великого поэта.
1 Каждый хотел быть ваятелем
Открытие памятника Пушкину было одним из самых ответственных моментов в жизни Москвы. Неудивительно, что подготовку к нему начали заранее. В 1870 году, за десять лет до открытия, по инициативе знаменитого филолога Якова Карловича Грота был создан так называемый пушкинский комитет. Целью его был сбор средств на постановку памятника Пушкину в Москве. В 1873 году был объявлен конкурс, но результаты не удовлетворили никого. Поэтому в последующие пару лет провели еще два конкурса. В этой гонке победил скульптор Александр Опекушин.
Гонка же была нешуточная. Сам Александр Михайлович писал: «Около десятка альбомов пришлось заполнить изображениями Пушкина во всех его возрастах и видах, сделать больше тридцати проектов памятника из глины и пластилина. В течение ряда лет почти не спалось как следует. Были три лихорадочных конкурса. В двух из них участвовали все скульпторы того времени. Ах, какая жара была! Ах, какая суматоха!.. Каждый хотел быть ваятелем, по выражению Белинского, «вековечного памятника» человеку, который впитал в себя огромное количество красок и музыки жизни. Газеты кричали наперебой. Одна из них предлагала кончить конкурировать и отложить дело на двадцать-тридцать лет, вернее – ждать свежих художественных сил... В третьем конкурсе мой проект получил первую премию. Радость, конечно, для меня необычайная».
Необходимые средства были собраны довольно быстро. Денег пожертвовали даже больше, чем это было необходимо. В результате разницу – около 20 тысяч рублей – было решено пустить на создание «Дешевой пушкинской библиотеки», а также учреждение Пушкинской премии Российской академии наук.
Увы, пришлось подредактировать самого Пушкина. На постаменте выбили:
И долго буду тем народу я любезен,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что прелестью живых стихов я был полезен
И милость к падшим призывал.
В оригинале было «в мой жестокий век восславил я свободу», но решили зря не рисковать – цензурный комитет мог запросто поставить под сомнение целесообразность собственно постановки памятника.
Открытие было назначено на конец мая месяца 1880 года. Но 22 мая умерла императрица, и торжества были отложены. Праздник состоялся лишь 18 июня. Со всей страны съехались так называемые депутаты. Они полностью содержались на казенные деньги. Все, включая проезд, проживание, питание, передвижение по Москве, оплачивалось Московской городской Думой, Обществом любителей российской словесности и Комиссией по постройке памятника Пушкину. Один из пассажиров вспоминал: «Мчались мы на нашем «депутатском» поезде в компании петербургских ученых и литераторов, развлекаясь одни поучительными беседами, другие «винтом» «по маленькой», а третьи дарами Морфея... От скуки и томления чего не сделаешь? Один почтенный депутат, ради рассеяния, съедал, например, почти на каждой большой станции по порции ботвиньи и привез в Москву расстроенный желудок... Все же развлечение!»
В Москве же наступила истинная мука: «Изобилие было ужасающее: спросишь рюмку водки – смотришь, тащат целый графин; потребуешь бутербродов с балыком – несут чуть не целого осетра, и так во всем... Боюсь, что в счетах, поданных потом Думе из гостиниц, мы, депутаты, явимся просто левиафанами по обжорству... Это-то опасение и заставляло многих из нас возможно умереннее пользоваться московским хлебосольством, да не из голодной же страны мы, наконец, приехали».
Ф.М. Достоевский сокрушался: «Не принять нельзя, разнесется, войдет в анекдот, в скандал, что не захотел, дескать, принять гостеприимство всего города Москвы и проч. ...Но зато как же это меня стеснит! Теперь буду нарочно ходить обедать в рестораны, чтоб, по возможности, убавить счет, который будет представлен гостиницей Думе. А я-то два раза уже был недоволен кофеем и отсылал его переварить погуще – в ресторане скажут: ишь на даровом-то хлебе важничает. Два раза спросил в конторе почтовые марки: когда представят потом счет Думе, скажут: ишь обрадовался, даже марки на казенный счет брал! Так что я стеснен и иные расходы непременно возьму на себя, что, кажется, можно устроить».
Присоединялся и другой участник, П.А. Гайдебуров: «Немножко стеснительно, но в то же время (не стану притворяться) очень приятно и даже трогательно. Однако вот что уж очень неловко, и эту неловкость я чувствую до сих пор. Узнавши, что я гость, которому ни за что не придется платить, я, естественно (как, вероятно, и все другие), старался довольствоваться самым необходимым... чтобы не вводить Думу в напрасные расходы... теперь на всех нас могут понаписать черт знает какие счета; окажется, быть может, что мы и шампанское пили, и соловьиных языков требовали, и вообще жили на широкую ногу».
Тем не менее само мероприятие прошло весьма торжественно, и в результате город был украшен замечательнейшим памятником.
2 Поездки к цыганам
Одним из наиболее изысканных увлечений пушкинской эпохи были поездки к цыганам. В те времена, естественно, существовали и цыгане-мошенники, и цыгане-конокрады – дикие кочевые люди, постоянно переезжающие с одного места на другое. Были, однако же, и другие цыгане – чистые, опрятные, с глубоким чувством собственного достоинства и значительными музыкальными талантами. Эти цыгане вели более-менее оседлый образ жизни, табору предпочитали цивилизованное и комфортабельное жилье. В нем же они принимали гостей. В частности, московскую цыганку Стешку посещала сама итальянская оперная певица Анджелика Каталини. И, по законам того времени, сделала Стешке подарок – роскошную шаль с собственного плеча. Стешка, разумеется, могла купить сотни таких же, только новых. Но подарок приняла, и даже с благосклонностью. Правила этикета были незыблемыми для обеих сторон.
Разумеется, не оставался в стороне от этого увлечения и Пушкин. Цыганское жилье было разбросано по всей Москве. Александр Сергеевич особенно выделял цыганок, проживавших в районе нынешнего Электрического переулка. Там он, что называется, отводил душу. Одна из хозяек вспоминала: «На лежанке сидит, на коленях – тарелка с блинами, смешной такой, ест и похваливает: нигде, говорит, таких вкусных блинов не едал...»
Пушкин вообще знал в жизни толк.
3 Дружба есть дружба
Еще один пушкинский адрес – Гагаринский переулок, 4. Здесь на протяжении непродолжительного времени, с 1831 по 1832 год, жил один из лучших друзей Пушкина. Дело в том, что в этом доме в первой половине позапрошлого столетия проживал Павел Воинович Нащокин. Именно этот особняк сделался прототипом легендарного «нащокинского домика» – маленького особнячка с полностью воспроизведенными интерьерами и даже утварью.
Александр Сергеевич писал своей жене в Санкт-Петербург: «Дом его (помнишь?) отделывается; что за подсвечники, что за сервиз! Он заказал фортепиано, на котором играть можно будет пауку, и судно, на котором испразнится разве шпанская муха».
И в другой раз: «У него в домике был пир: подали на стол мышонка в сметане под хреном в виде поросенка. Жаль, не было гостей».
Современник, актер Куликов, так описывал этот шедевр: «Чего стоил ему известный уже из газет «домик»? Предположив себе людей в размере среднего роста кукол, он, по этому масштабу, заказывал первым мастерам все принадлежности к этому дому: генеральские ботфорты на колодках делал лучший петербургский сапожник Пель; рояль в семь с половиной октав – Вирт: Вера Александровна палочками играла на нем всевозможные пьесы; мебель, раздвижной обеденный стол работал Гамбс; скатерти, салфетки, фарфоровую и хрустальную посуду, все, что потребно на 24 куверта, – все делалось на лучших фабриках».
Александр же Куприн впоследствии писал: «Эта вещь драгоценна как памятник старины и кропотливого искусства, но она несравненно более дорога нам как почти живое свидетельство той обстановки… той среды, в которой попросту и так охотно жил Пушкин».
Увы, судьба этого домика была печальна. Сергей Михайлович Загоскин сообщал: «Нащокин получил некоторую известность в Москве устройством маленького домика, помещавшегося на простом ломберном столе, в котором мебель, фортепиано, картины, посуда, серебро и вообще все убранство было сделано лучшими мастерами и совершенно схоже с употреблением в настоящих, жилых домах. Игрушка эта, говорят, стоила Нащокину больших денег и немало способствовала окончательному расстройству его уже сильно расшатанного состояния. Гораздо позднее домик этот продавался в московском антикварном магазине Волкова, если не ошибаюсь, за 40 000 рублей ассигнациями».
Сегодня домик демонстрируют в музее.
Пушкин же останавливался здесь в 1831 году. Он писал Наталье Николаевне: «Ни на минуту не было покоя; в Валдае принуждены мы были пересесть в зимние экипажи и насилу дотащились до Москвы. Нащокина не нашел я на старой его квартире; насилу отыскал его у Пречистенских ворот в доме Ильинской (не забудь адреса). Он все тот же: очень мил и умен; был в выигрыше, но теперь проигрался, в долгах и хлопотах».
Впрочем, нельзя сказать, что Пушкину тут очень нравилось: «Здесь мне скучно; Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда, всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного – что делать?.. Вчера Нащокин задал нам цыганский вечер; я так от этого отвык, что от крику гостей и пения цыганок до сих пор голова болит».
Но ничего не поделаешь – дружба есть дружба.
4 «Чернь» в светском салоне
Одно из излюбленных Пушкиным мест – салон Зинаиды Волконской на Тверской улице. Он размещался там, где был впоследствии выстроен гастрономический магазин Елисеева. Александр Сергеевич посвятил хозяйке этого салона трепетные строки:
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется и пылает гений.
Этот салон был одним из центров жизни тогдашней московской богемы. Здесь обменивались экспромтами и эпиграммами, устраивали шарады, музицировали, занимались словесным творчеством. Но не забывали осторожничать – время после поражения декабрьского восстания было неспокойное.
Но Пушкину, как говорится, море было по колено. Как-то раз он был не в настроении, публика же настойчиво просила прочитать что-нибудь «из свежего». Александр Сергеевич не выдержал и продекламировал испуганной богеме крамольное стихотворение «Чернь».
Чтение же завершил словами: «В другой раз не станете просить».
5 Народные впечатления
И, разумеется, немало мест, связанных с Пушкиным, находится в Московской области. Самое известное из них – Захарово. В 1804 году Захарово приобретает бабушка поэта Мария Алексеевна Ганнибал. И уже в следующем году маленького Сашу Пушкина вывозят сюда на лето.
Именно этой бабушке он посвятил свои стихи:
Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов, игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны,
Во дни утех и снов первоначальных.
Ты, детскую качая колыбель,
Мой слух напевами пленила
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила.
Захарово было особенным местом. С.П. Шевырев писал: «Захарово была деревня богатая, в ней раздавались русские песни, устраивались праздники, хороводы, и, стало быть, Пушкин имел возможность принять народные впечатления».
Биограф Пушкина А. Венкслер сообщал: «Едва дохнул он привольным воздухом сельской природы, как сделался неузнаваемым, в характере его произошла резкая перемена: прежняя сонливость сменилась вдруг резвостью и шалостям, переходящим всякие границы. Родители, приходившие в отчаяние от флегматичного темперамента сына, пришли теперь в ужас от такой внезапно проявившейся необузданности мальчика, почуявшего свободу».
Возможно, если бы не бабушка и если бы не деревенская захаровская вольница, судьба великого поэта сложилась бы иначе.
