Достопримечательности из второго ряда

Достопримечательности из второго ряда

Достопримечательности из второго ряда
Достопримечательности из второго ряда
Адреса, которые открывают столицу с неожиданной стороны

Начался туристический сезон. В связи с упором на внутренний туризм Москва ждет наплыва гостей. Все знают пятерку основных достопримечательностей столицы: Красная площадь, ВДНХ, Воробьевы горы, сталинские высотки и Арбат. Для тех же, кто в Москве уже не впервые, автор путеводителя «Московской перспективы» предлагает свою пятерку адресов, которая откроет для вас столицу с неожиданной стороны.

Московская Пизанская

В наши дни выходит множество путеводителей по Москве. Как правило, в них говорят об одном и том же дежурном наборе достопримечательностей: Кремль, Красная площадь, Арбат, Новодевичий монастырь и памятник Пушкину. Но существует множество малоизвестных памятников архитектуры и истории, которые по воле случая оказались за рамками этого стандартного комплекта, но от этого представляют не меньший интерес для москвичей и туристов.

Одна из малоизвестных московских достопримечательностей – церковь Николы в Хамовниках. Путеводитель по Москве издательства братьев Сабашниковых от 1917 года сообщал: «Напоминанием о XVII веке служит прелестнейший храм св. Николая Чудотворца в Хамовниках. Великолепна его высокая шатровая колокольня с тремя рядами слухов, причем нижний ряд состоит из парных окошек с кокошниковым убранством. Под «звоном» введен лишний этаж, это повышает саму колокольню и очень важно для распространения колокольного звука. Ярко расцвеченная окраской, колокольня блещет также ценинным (т.е. изразцовым. – Прим. авт.) убранством в ширинках. Вход и боковые пристройки колокольни поздние».

Здесь же, у хамовнической церкви, произошла одна из сцен романа Льва Толстого «Война и мир»: «Проходя Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь, мерзавцы! То-то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть... Вымазали чем-то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что-то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что-то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…»

Во время войны 1812 года интерьер церкви сильно пострадал и восстановлен был лишь в 1849 году.
В советское же время, а именно в 1950-е годы, храм славился своим церковным хором – был он одним из лучших в городе да и во всей стране. Одна из москвичек писала в своих мемуарах: «В некоторых действующих храмах, например, в Николо-Хамов-ническом на Комсомольском проспекте, самоотверженной деятельностью регентов были собраны замечательные церковные хоры из поющих в разных хоровых объединениях вокалистов и из людей, уже нигде не работавших, но имевших голос и музыкальное образование. В церкви хором руководил очень опытный регент Василий Алексеевич Александров. Он был чрезвычайно требователен к хористам, часто собирал их на спевки, но зато хор звучал замечательно. В эту церковь со всей Москвы съезжались любители хорового пения, чтобы послушать духовные произведения русских композиторов Дм. Бортнянского, П. Чеснокова, П. Кастальского…»

Сегодня эта церковь широко известна в узких краеведческих кругах как «московская Пизанская башня». Дело в том, что со временем колокольня храма несколько наклонилась, это особенно заметно с определенных ракурсов, что, безусловно, роднит колокольню с невысокой башенкой в итальянском городе Пизе. Только последняя раскручена как туристический объект мирового значения, а про первую знают только самые увлеченные любители московской ста-
рины.

Легкий заработок Белинского

Одним из чудом сохранившихся домов Старой Москвы является усадьба Полторацких (Большой Левшинский переулок, 6, стр. 1). Хозяин А.М. Полторацкий увлекался изящной словесностью, попросту говоря, был графоманом. Он писал под псевдонимом Доримедонт Прутиков, а взятый в услужение Виссарион Белинский все это, по сути, переписывал. Белинский так определял свои обязанности: «мыть белье литературное».

Самолюбия Белинского хватило ненадолго. Иван Лажечников писал: «Вскоре он водворен в аристократическом доме, пользуется не только чистым, даже ароматическим воздухом, имеет прислугу, которая летает по его мановению, имеет хороший стол, отличные вина, слушает музыку разных европейских знаменитостей (одна дочь его превосходительства – музыкантша), располагает огромной библиотекой, будто собственной, – одним словом, катается как сыр в масле. Но вскоре заходят тучи над этой блаженной жизнью. Оказывается, что за нее надо подчас жертвовать своими убеждениями, собственною рукой писать им приговоры, действовать против совести. И вот в одно прекрасное утро Белинский исчезает из дома, начиненного всеми житейскими благами, исчезает со своим добром, завязанным в носовой платок, и с сокровищем, которое он носит в груди своей. Его превосходительству оставлена записка с извинением нижеподписавшегося покорного слуги, что он не сроден к должности домашнего секретаря. Шаги его направлены к такой же убогой квартирке, в какой он жил прежде. Голова его высоко поднята, глаза его смело смотрят в небо; ни разу они, как и сердце, не обратились назад, к великолепным палатам, им оставленным. Он чувствует, что исполнил долг свой».

Кстати, именно Лажечников пристроил своего коллегу к этой необычной должности. Он вспоминал: «Приехав однажды в первых тридцатых годах из Твери в Москву, я хотел посетить Белинского и узнать его домашнее житье-бытье. Он квартировал в бельэтаже (слово это было подчеркнуто в его адресе), в каком-то переулке между Трубой и Петровкой. Красив же был его бельэтаж! Внизу жили и работали кузнецы. Пробраться к нему надо было по грязной лестнице, рядом с его каморкой была прачечная, из которой беспрестанно неслись к нему испарения мокрого белья и вонючего мыла. Каково было дышать этим воздухом, особенно ему, с его слабой грудью! Каково было слышать за дверьми упоительную беседу прачек и под собой – стукотню от молотов русских циклопов, если не подземных, то подпольных! Не говорю о беднейшей обстановке его комнаты, не запертой (хотя я не застал хозяина дома), потому что в ней нечего было украсть. Прислуги никакой; он ел, вероятно, то, что ели его соседки. Сердце мое облилось кровью... Я спешил бежать от смрада испарений, обхвативших меня и пропитавших за несколько минут мое платье; скорей, скорей на чистый воздух, чтобы хоть несколько облегчить грудь от всего, что я видел, что я прочувствовал в этом убогом жилище литератора, заявившего России уже свое имя!

Между разными средствами, которые мы отыскивали с Белинским, чтобы вывести его из этого ужасного положения, придуман был один и одобрен нами: идти ему в домашние секретари к одному богатому аристократу, страшному охотнику писать и печататься. Он известен в литературе под именем, помнится, Прутикова. Обязанности секретаря состояли в том же, что и соседок-прачек: чтобы чистить, штопать и выглаживать черное литературное белье его превосходительства. Зато стол, квартира, прислуга в богатом доме и небольшое жалованье – чего же лучше! Дело было легко уладить. Прутиков не раз обращался ко мне с просьбой, по дружбе, взглянуть на его творения и, если мне не в тягость, поправить кое-где грамматические и другие погрешности. Но когда догадался, что это занятие не по мне, стал уже просить меня приискать ему в помощники надежного студента. Под этот случай попался Белинский».
Годы предали забвению писателя Прутикова. О Белинском пусть изредка, но вспоминают.
Тем не менее перед домом стоит памятник Фритьофу Нансену, а не Белинскому, уж тем более не Полторацкому. Неудивительно – в 1920-е годы здесь располагался так называемый Нансенсовский комитет, привлекавший пожертвования для голодающих советской России, в первую очередь Поволжья.

Садик для тайных бесед

Кстати, памятник истории – далеко не всегда сохранившийся дом или еще какая-нибудь радующая глаз постройка. Взять, к примеру, храм Всех скорбящих Радости на Ордынке. Про сам храм написано много, а про сад при храме – ничего. Тем не менее именно здесь Анна Ахматова, жившая недалеко, в квартире у Ардовых, вела свои секретные беседы. Она не сомневалась, что квартиру прослушивают.
Надежда Мандельштам писала: «Сидя на скамейке в церковном садике на Ордынке, куда мы с Ахматовой убегали для разговоров, которые боялись вести в квартире Ардовых, я услышала от нее те же слова: «Вы, Надя, всегда в меня верили».Выходит, историческая ценность садика не так уж и мала.

Ужасы Протоки

Приют столичной нищеты,
Углы, дешевые квартиры,
Харчевни, чайные, трактиры
И русской праздности цветы.

Так в 1895 году журнал «Развлечение» писал о московском Проточном переулке. Надо сказать, он сильно льстил этому месту – в действительности здесь был сущий ад, вторая Хитровка.
Лев Толстой, который занимался здесь переписью населения, возмущался: «Трактир очень темный, вонючий и грязный. Прямо стойка, налево комнатка со столами, покрытыми грязными салфетками, направо большая комната с колоннами и такие же столики у окон и по стенам. Кое-где у столов за чаем мужчины, оборванные и прилично одетые, как рабочие или мелкие торговцы, и несколько женщин. Трактир очень грязный, но сейчас видно, что трактир торгует хорошо. Деловитое выражение лица приказчика за стойкой и расторопная готовность молодцов. Не успел я войти, как уже один половой готовился снять пальто и подать что прикажут».

Лев Николаевич не знал и знать не мог, что в числе приставленных к нему «счетчиков», то есть студентов-переписчиков, работает будущий знаменитый журналист Александр Амфитеатров. Впоследствии он будет вспоминать о переписи в Проточном переулке, притом о самом Льве Николаевиче отзовется нелицеприятно: «Должен признаться, что мне крепко не нравилось отношение Льва Николаевича к переписи. Мне думалось, что напрасно он взялся за дело, коль скоро так явно пренебрегает им в самой идее его... Ходил по квартирам мало и неподолгу, скучный, угрюмый и брезгливый. Заметно пересиливал, ломал себя, трудно давалась ему победа над органическим отвращением к новой изучаемой среде».
В наши дни Проточный переулок практически полностью перестроен. Однако же остались старые дома, прекрасно помнящие те события. Один из них – дом № 14, стр. 1.

Башня, шпиль и флюгер

Немало «тайных» достопримечательностей находится и в Подмосковье. В частности, прядильно-ткацкая фабрика, построенная здесь в 1913 году и положившая начало всему городу. Современник писал: «Дедовская фабрика показалась мне очень красивой. Остроконечная башня и шпиль с флюгером, уходящим в небо. Здание с огромными окнами, кажущееся от этого сплошь стеклянным. Все это было похоже на чудесный замок среди лесов».

А в 1924 году сборник «Воскресенский уезд Московской губернии» признавался: «Ни на одной фабрике и ни при одной мастерской не имеется вполне удовлетворительных в санитарном отношении жилищ; можно говорить лишь о степени нарушения норм НКТ (Народного комиссариата труда) и элементарных требований санитарии. Самым главным недостатком является перегруженность против нормы и скученность. На Дедовской и Октябрьской фабриках есть и другие недостатки – неисправность отопления, сырость стен, бездействие вентиляции, загроможденность коридоров и т.д.».

В результате было выстроено еще 24 дома, а также стало развиваться клубное движение. Пресса писала: «Пьеса «Винтовка» в вашем клубе. Пьеса хорошо написана автором и на интересную тему. Воспитание беспризорных имеет большое значение и еще большее в рядах Красной Армии. Во время перерывов некоторые из зрителей обменивались мнениями, сравнивали пьесу с говорящим кино «Путевка в жизнь». И не напрасно. Одна и та же тема – воспитание беспризорных, и даже некоторые сюжетные моменты схожи. Теперь поговорим о ее оформлении на сцене. Недостатки: первое – это то, что сцена мала. Такие пьесы требуют быстрой перестановки, обеспечивающей короткий перерыв между картин, а у нас перерывы эти равны антрактам. Второе – нет дисциплины на сцене. Выглядывание из-за кулис во время хода пьесы. И даже имело место такое явление: во время тревоги (сцена) вылезает из-за кулис человек и у зрителей на виду вертит машинку, изображающую звук гудка. Тут уже отсутствие сценария. Такие явления очень портят впечатление зрителя, отвлекая и раздражая его или приводя его в недоумение.
Новый уклад быта все больше вытеснял старые жизненные правила.

Теги: #